Зара Абдуллаева – о лучшем, по ее мнению, конкурсном фильме фестиваля Артдокфест, – посвященном станции переливания крови, разъезжающей по российской провинции.

Черно-белая «Кровь» Алины Рудницкой – лучший фильм конкурса Артдокфеста, как бы ни распорядилось жюри. Фестивали сменяются, а фильм этот останется. Ибо исследует – художественно и снайперски – гражданское состояние. Именно так – «Гражданское состояние» – называлась давняя черно-белая картина Рудницкой.

Выбор черно-белого изображения определяет содержательную контрастность конкретного сюжета. И вообще нашей действительности, не только текущей. Сочетание всеобщего упадка – раздолбанных дорог, машин, затопленных деревень, опухших, истощенных лиц и тел – и колоссального благородства. Русской грубости и несентиментального сочувствия. Тут схвачена, уловлена чудовищная, но жизнеспособная реальность. Беспросветка снимается в этом фильме ноздря в ноздрю с могучей живучестью тех, до обморока сдает кровь (доза почти в пол-литра стоит 800, кажется, рублей). И тех, кто эту кровь накапливает в пробирки, исчисляемые ведрами, и обмирает от желания романтической любви или хоть какой-нибудь встречи, утепляющей холодные ночи, хмурые утра.

Формально Рудницкая снимает роуд-муви про станцию переливания крови, курсирующую по Ленинградской области, где шахты закрыты, заводы не работают, а людям не на что жить. Распад, раздробь и бессилие режиссер компенсирует единственной объединяющей силой – кровеносной системой, требующей все новых вливаний. Иначе говоря, – потоками любви (напоминаю: так назывался раздирающий душу до крови фильм Кассаветиса). Операционные сестры – старые и молодые, веселые и участливые – едут с места на место, чтобы обслужить очередь страждущих сдать свою дозу. Мотивации очень разных обитателей нестоличных пространств одинаковы. Деньги нужны. Портреты доноров у окошка с протянутой для шприца рукой сжимают сердечные мышцы зрителей своей стертостью, обыкновенностью и несравненным отпечатком здешних (климатических) условий. Эти кадры могли бы составить альбом лучших актуальных художников нашего времени, ибо отвечают незрелищным – метафизическим – условиям репрезентации: авторской анонимности. А также коренящейся в повседневности, в сознании, в социальной бессознательности те как бы банальности, которые не вычерпать тем режиссерам, кто ими пренебрегает.

«Кровь», трейлер

Эту двойственность – кошмара и света – Рудницкая реализует контрапунктно и в решительных переходах одного эпизода к другому. Вот сестрички делают заборы крови, а вот одна из них с безнадежной сухостью – сил больше нет – объясняет, что пожилой тете (она тут же безмолвно сидит) надо полгода ждать для получения справки «заслуженного донора». Вот сестрички после тяжелой работы выпивают в гостинице, а вот во время рабочей смены объявляют: «мы деньги даем не за кровь, а на питание. Купи говядину…». Вот у девушки, пришедшей на пункт, требуют справку с реального места проживания, а не по прописке. А вот сестрички вспоминают туберкулезника, который, сволочь, сдал свою кровь, хотя знал, что нельзя. Вот сестра-очкарик, мечтающая о любви, признается в страхе не попасть в вену – не нащупать эти вены у тех, кого жизнь забила до полусмерти. А вот обездоленный мужчина готов отлить крови хоть за полцены, но справки о состоянии здоровья у него нет. А есть совсем нечего, не на что.

При этом Рудницкая не снимает про то, как высасывают кровь в обескровленной стране. Ее «Кровь» – не про государство-вампира. Напротив – она врезает интервью тоже очень разных типажей: парикмахера, недавнюю роженицу, корпулентную женщину, потерявшую половину крови своего организма, и других, спокойно, с достоинством, без камлания говорящих, что, если б не чужая кровь, света им не видать. И теперь они – доноры. Благодарность, благородство не утепляют это глубокое, вне признаков публицистики художественное исследование. Рудницкая просто смотрит, видит и снимает с одной, с другой, а также с третьей стороны.

В финале – праздник. Тридцатилетие этой организации. Сестры сделали прически, макияж. Им вручают цветы и подарки. Но этот советский врез не режет глаза публики. Фальши тут – ноль. Усталой радости – полным-полно. Сестрички танцуют. А я вспоминаю изумительный старый альбом Бориса Михайлова «Танец», запечатлевший на ч/б карточках с оплывшими краями женские пары с начесом – и с щемящим, не растраченным лиризмом, пробитым заглушенной тоской, которая упрятана на короткое время за пределы тех еще танцплощадок.