«Киногид извращенца: идеология» – очередной продукт поп-звезды от философии Славоя Жижека и режиссера Софи Файнс, сиквел «Киногида извращенца» 2006 года – изучает Зара Абдуллаева.

Сделано это шоу в жанре кинолекции. Популистский мыслитель Жижек знает толк в маркетинговых правилах игры, поэтому называет себя в роли экранного лектора «извращенцем», читай (воспринимай) ровно наоборот. Пикантность, заложенная в образе лектора, – приманка для киноманов, интересующихся броскими культурологическими комментариями и попсовым обращением к марксизму, как к модному тренду, с помощью которого шоумены из разных сфер деятельности толковали сюжеты, образы, поэтику масскульта.

«Киногид извращенца: идеология»

Лекция как шоу становится едва ли не самым востребованным развлечением в постпросветительскую эпоху. Жижек, давно изучающий «возвышенный обман идеологии», учуял такой спрос, а доверчивая Софи Файнс (сестра Ральфа и Джозефа Файнсов), заметно отстающая от своих братьев в творческом развитии, нашла «интересную работу» в том смысле, что самоигральная фигура Жижека обходится без ее режиссерского исследования или же перпендикулярного осмысления его образа.

Жижек сыплет банальностями по-английски с жутким до трогательности произношением типа «Идеология – это пустой контейнер», «Товар – это предмет, наполненный идеологическими, даже метафизическими смыслами», «Идеология – это урна, из которой едим мы все», «Человека надо заставлять быть свободным, свобода – это больно», рассуждая о нас как о жертвах тотальной идеологии. Главное идеологическое требование – «искусство удовольствий». Или пуще того – «наслаждений», неотделимое от ненасытной машины желаний, включая удовольствие от боли. Эту простенькую мысль Жижек, пользующийся доходчивым психоаналитическим запасом, иллюстрирует кадрами из фильмов или историческими съемками лондонских беспорядков, например, в 2011 году, фотографиями пыток иракских солдат в тюрьме Абу-Грейб и т.д.

«Киногид извращенца: идеология»

Но-хау Жижека и Файнс – съемки лектора в костюмах тех героев или мизансценах тех кадров, о которых он рассуждает (монашеская сутана, когда речь о «Звуках музыки», френч Сталина, если говорит о «Падении Берлина», койка Треэвиса – в монологе о «Таксисте» и т.д.). Но самое живое и «не извращенное» в этом сеансе – не рассуждения, а насморк, одолевающий лектора, поскольку Софи Файнс не стала переснимать занятого и вездесущего героя ее фильма из-за этой внеидеологической и достоверной детали.

Как и полагается суперзвездам постмодернизма, для разоблачения разного идеологического мусора Жижек обращается к хитам: будь то «Титаник», «Ода к радости» или «Вестсайдская история» …. Начинает он лекцию с иллюстрации из фильма Джона Карпентера «Чужой среди нас». «Очки для критики идеологии», то есть очки, изобличающие в глазах героякультовой картины идеологический месседж, скрытый в зазывной рекламе, становится изобразительным эпиграфом к капиталистической репрессивности. Она же – «религиозная идеология», откомментированная Жижекем на примере рекламы Кока-колы и шоколадного яйца «Киндер-сюрприз», который есть метафора того самого сверхжеланного «Оно», воплощенного в игрушке, спрятанной в шоколадную облатку.

«Челюсти» Спилберга Жижек трактует как наказание обществу ненасытного потребления, но и как предчувствие экстремистских, идеологически внятных действий (от фашизма, антисемитизма до терроризма). Бессознательную или подсознательную привлекательность пропаганды он замечает не только в «Триумфе воли», но и в звонком голосе мальчика-нациста из «Кабаре». «Титаник» рассматривает как «голливудский марксизм», отменяющий классовое разделение. При этом, что не менее важно, утопия бесклассового общества отзывается в гимне «любовной истории». Она же – с другой стороны – фундамент идеологически несносного «Падения Берлина». Героическая победа советского народа тут основана не только на руководящей роли отца народа, но и на вечном чувстве «Алеши, Наташи», полюбивших друг друга до войны, а нашедших вновь свою любовь после победы.

Кино для Жижека – неисчерпаемый источник собственных поисков (недостижимых) желаний, интеллектуальных и практических. Протестные движения, прокатившиеся по миру в 2012 году, заставили его в финале вспомнить лозунг, кажется, Маркузе: «Будьте реалистами, требуйте невозможного». То есть требуйте антикапиталистической революции и оставьте любого извода идеологический цинизм. Правда, до такого бодрого финала Жижек показал фрагменты из «Вторых» Джона Франкенхаймера, где скучный клерк обретает совершенно новую жизнь, реализует сладостные мечты, но расплачивается жизнью, возмечтав в какой-то момент о возвращении к прежнему – постылому существованию…


«Киногид извращенца: идеология»

«Вот и вертись». Так говорил в пьесе Чехова «Чайка» учитель Медведенко, недовольный своей бедной грубой жизнью. Но Жижек Чехова не тронул, ограничившись Достоевским и актуализировав цитату Мити Карамазова: «Если Бога нет, то все позволено» с точностью до наоборот. Так он отождествил вседозволенность, обеспеченную наличием «Бога», с образом «Большого Другого», порождающего репрессии и жестокость. Статус суперзвезд (и от философии тоже) нарабатывается разными свойствами, тактиками, но немыслим без очевидной для массы читателей/зрителей провокативности.