Возможно, главным, по мнению обозревателя ИК, художественным активом IX кинофестиваля «Зеркало» стал полнометражный художественный фильм «Царство птиц». Как и было обещано, публикуем интервью его создателей – режиссера-дебютанта Тимма Крёгера и продюсера Виктории Столпе, которое они дали Евгению Майзелю после премьеры.

В конкурсе основную группу номинантов составили фильмы социальные, реалистические, сосредоточенные на тяготах и несправедливостях этого мира. При всей их метафоричности, живописности и остроумии они представляли собой повествования о нелегкой доле наших современников: будь то режиссер, мечтающий о независимости («Почему я не Тарковский» турка Мурата Дюзгюноглу); бывший спортсмен («Коза» словака Ивана Остроховского); юрист, увязший в коррупционных расследованиях («Почему я» румына Тудора Джурджу); брошенные или неблагополучные дети («Ничей ребенок» серба Вука Ршумовича, «Райский уголок» Мяояня Чжана); попавший под каток сфабрикованного политического дела певец-оппозиционер и все остальные участники судебного разбирательства, каждый из которых несчастлив по-своему («Суд» индийца Чайтаньи Тамхане). В аргентинской «Женщине с собаками» социальное кажется редуцированным, но и здесь оно проступает сквозь очертания радикального эскапизма героини, сквозь ее отшельнический образ жизни – окончательным приговором отвергнутому обществу. Отчетливый социальный ракурс сложившегося конкурса дал основания программному директору фестиваля Андрею Плахову констатировать, что авторское кино во всем мире «становится все более социальным».

И в самом деле, исключений из этого социального десанта, высадившегося в Левитановском культурном центре города Плес, где проходили конкурсные показы, легко пересчитать на пальцах одной руки, и вместе они не составляли никакого единства. Судите сами: немецко-израильская драмедия «Где-то там» Эстер Амурами о проблемах языковой идентичности современных билингвов, болгарская алко-драма «Исчезновение Созополя» Костадина Бонева, эксперимент «Читай-читай» россиянина Евгения Коряковского – и вышеупомянутое «Царство птиц».

Последняя картина оказалась на фестивале имени Андрея Тарковского единственной, переносящей внимание зрителей с вопросов социальных и/или непосредственно экзистенциальных на те, что связаны с пребыванием человека в истории, в культурной традиции. Эта картина также была единственной, целиком сосредоточенной на духовной жизни, на темной природе творчества и сопряженных с ним опасностях. Вдобавок, в то время как большинство картин – при всех их достоинствах – отличались космополитизмом или использовали собственную национальную принадлежность лишь в качестве поверхностной, ознакомительной демонстрации этнического и культурного колорита (см., например, «Суд»), «Царство птиц» было единственной работой, глубоко и рефлективно укорененной в собственной национальной традиции и как бы вырастающей из нее, в частности – из позднего немецкого романтизма.

Друзья приезжают погостить в лесной дом Отто Шифманна – некогда модного композитора, в уединении работающего над совершенно новой для него симфонией. Дом оказывается пуст, и герои проводят время в изучении брошенного архива и в поисках его хозяина. Так начинается этот загадочный фильм, непостижимым образом оставшийся без награждений и упоминаний[1], о чем в момент этого разговора мы еще не знали.

***

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Андрей Плахов рассказал мне, что ваш фильм был самостоятельно прислан на рассмотрение в оргкомитет «Зеркала». Какова ваша история появления картины на фестивале памяти Тарковского? Значит ли для вас что-то имя Тарковского?

ТИММ КРЁГЕР. Действительно, мой друг рассказал мне об этом фестивале, и мы решили послать наш фильм, поскольку Андрей Тарковский всегда казался мне режиссером, близким по духу.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Правильно я понимаю, что оригинальное название вашей картины (Zerrumpelt Herz) непереводимо, поскольку первое слово – предположительно эпитет – в немецком языке попросту отсутствует?

ТИММ КРЁГЕР. Совершенно верно.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. При этом, если попытаться его перевести, оно будет означать нечто противоположное упорядоченности и цельности, применительно к сердцу.

ТИММ КРЁГЕР. Именно так.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Я не услышал его в картине. Может быть, оно встречается в письмах Отто Шифманна?

ТИММ КРЁГЕР. Нет, он нигде не упоминает эти слова, и в фильме их тоже нет. Честно говоря, название картины появилось даже раньше, чем ее замысел. Но после того, как оно было придумано, мы начали думать, какая именно история могла бы ему соответствовать. Бывают такие непереводимые выражения, означающие целый комплекс чувств. Возможно, вы знаете выражение Weltschmerz (мировая боль, -- Е.М.) – страдание от мира, страдание от жизни. Так и здесь: мы создали фильм, который раскрывал бы это придуманное словосочетание.

«Царство птиц»

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Начальный титр сообщает, что фильм основан на новелле Эммы Ройбке «Отто Шиффманн» 1931 года. Перед нашим разговором я наспех погуглил информацию об этой книге, но все ссылки, которые я успел увидеть, вели на ваш фильм. Попутно, впрочем, я узнал о композиторе Юлиусе Ройбке, но о книге мне не удалось раздобыть никакой информации. Правильно ли я догадываюсь, что это – легенда?

ТИММ КРЁГЕР. Забавно, я никогда не слышал о композиторе Юлиусе Ройбке. Как бы то ни было, вы верно поняли, что этой книги не существует, она абсолютный вымысел. Таким образом, мы начали с откровенной лжи, но если вы действительно обнаружили такие любопытные связи, и если действительно был такой композитор, то это было бы очень интересно узнать.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Действительно, был такой композитор – Юлиус Ройбке. По возрасту он мог приходиться Эмме дедом или отцом. Но дочерей у него, кажется, не было – только сыновья.

ТИММ КРЁГЕР. Интересно. Мы-то на самом деле отталкивались от Густава Малера и его жены Эммы, с которой у них были очень непростые отношения.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Решение пустить зрителя по ложному – и притом книжному – следу вызвано желанием придать повествованию какой-то дополнительный вес? Создать у зрителя представление о неких содержательных лакунах, упускаемых и вместе с тем подразумеваемых любой экранизацией?

ТИММ КРЁГЕР. Да, благодаря этому и наши диалоги, и те сцены, которые мы создавали, как бы получили некую отсылку на предшествующую им реальность.

«Царство птиц»

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Итак, лес становится для Отто ресурсом вдохновения, равным которому он, по собственному признанию, не находит ни в искусстве, ни в литературе, ни в самой музыке. Образ леса как источника творчества косвенно напоминает о Хайдеггере и отдельных мотивах, «тропах» его мышления. Эта ассоциация особенно сильна еще и потому, что и ваш фильм, как и хайдеггеровская мысль, глубоко укоренены в родной национальной культуре, в немецкой традиции.

ТИММ КРЁГЕР. Это очень интересно; возможно, вы правы, и эта ассоциативная цепочка действительно имеет место. 1929 год – время действия в картине – это время хайдеггеровского поворота, близкого к тому, что происходит с Шифманном, когда он начинает работать над своей симфонией. Как вы понимаете, Шифманн был поначалу авангардным композитором, но музыка, которую он начинает писать в лесу, – это нечто новое, комбинирующее авангард с традиционилизмом, и близкое тому, чем занимался Хайдеггер, когда он думал о «третьем пути». Его идеология зачастую ассоциируется с нацизмом, однако, на мой взгляд, он скорее стремился совместить традиционализм с модернизмом, а также избежать дилеммы между капитализмом и коммунизмом. Новая музыка Шифманна представлена «Палестриной» Ханса Пфицнера – проникнутой мифологией, национальными мотивами, но и в каком-то смысле действительно содержащую элементы протонацизма.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Но ведь рефреном звучит в основном Малер?

ТИММ КРЁГЕР. Звучат оба – и Пфицнер, и Малер.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Любопытный момент: из контекста мы полагаем, что Шифманн создает нечто небывалое, новое, но его музыка – и Пфицнер, и в особенности давно покойный Малер – звучит по отношению к тому времени анахронично.

ТИММ КРЁГЕР. Конечно, это анахронизм, но есть и нюансы. Так, 10 симфония Малера, звучащая в фильме, была впервые исполнена только в 1924 году – раньше ее попросту никто не слышал. К тому же, надо отметить, что что Шифманн – попав в лес – начал писать музыку не просто авангардую, как раньше, но совсем уже другую – и новую, и в то же время архаичную, бунтарскую и в то же время антиреволюционную.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Что для вас означает 1929 год? Насколько для вас важно, что действие происходит именно в эти последние тихие деньки Веймарской республики?

ТИММ КРЁГЕР. Для меня это метафора конца романтической эпохи. переломный этап, после него наступит наше время, современность. Герои об этом еще не знают, но чувствуют и идут у этих чувств на поводу.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Это также время схватки, не на жизнь, а на смерть, между немым и звуковым кино. Особенно в Германии.

ТИММ КРЁГЕР. Об это я не задумывался.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Ваш фильм выглядит почти безупречным, но есть несколько мелких деталей, назначение которых я не понимаю. Изучая личные вещи Шифманна, героиня натыкается на маленькую репродукцию Курбе «У истоков мира» – момент, который кажется мне интересным. Затем приятель друзей берет эту открытку в руки и начинает излагать собаке исторический анекдот, связанный с цветом лобковых волос натурщицы. Этот эпизод показался мне никуда не ведущим и ничему не служащим – а всего лишь говорящим об эрудированности автора, который хочется поделиться своим знанием.

ТИММ КРЁГЕР. Мы решили использовать эту комическую сцену, потому что нам показалось это смешно, и мы подумали, что это может быть смешно и зрителям. Что касается натурщицы Курбе, Иоханны Хифферман, то она была не только его моделью и любовницей, но также моделью и любовницей Джеймса Эббота Макнила Уистлера. Уистлер был, в частности, маринистом, некоторые из его работ (например, "Angry Sea", 1884) вдохновлены ощущением конца и чувства оторванности от времени и всего, что тебя окружает, еще большей оторванности, чем та, что могла ощущаться в лесу. Кроме того, Уистлер находился под некоторым влиянием Каспара Давида Фридриха. Собственно, последний эпизод фильма с видом на море и отсылает к известной картине Фридриха.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Из разговоров героев зритель может счесть, что Пауль и Отто сверстники, но когда появляется Отто, становится очевидно, что он моложе Пауля лет на 15 (как и актеры, играющие их роли). Насколько этот момент был предусмотрен?

ТИММ КРЁГЕР. Честно говоря, я просто хотел именно этих актеров. Но также следует иметь в виду, что в то время в консерватории можно было учиться не только в молодом возрасте. Пауль – выходец из буржуазной семьи и поступил учиться на композитора позднее, чем обычно.

«Царство птиц»

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Должны ли мы понимать однозначно, кто отец ребенка?

ТИММ КРЁГЕР. Я не хотел делать прямо сильный акцент на этом, мне было бы достаточно, что зрители допускали такую возможность, не более, поскольку это все-таки такая сумеречная зона.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Я уточняю это, потому что обычно режиссеры стремятся соблюсти баланс между двумя и более возможными версиями, в то время как вы, насколько я понимаю, выбираете скорее однозначность. Мне показалось это нетипичным.

ТИММ КРЁГЕР. Да, вы можете рассматривать дело таким образом, тем более, что ребенок напевает знакомую мелодию. Но, на мой взгляд, там все же сохраняется некая неопределенность, и некоторые зрители, насколько я знаю, не схватывают это так, как вы. На самом деле этот финал показывает, что фильм возник из поисков и вопросов, которые не всегда оканчиваются ответами.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Видите ли вы себя внутри какой-либо кинематографической традиции?

ТИММ КРЁГЕР. Я мог бы сказать скорее, каких режиссеров я смотрю. Это Вернер Херцог, хотя я не могу сказать, что у меня тесная связь с его кинематографом. Это Эдгар Райтс. И это Пол Томас Андерсон. Но П.Т.А. для меня как бы режиссер из прошлого; картины, которые он снимает сейчас, не совсем релевантны нынешним постмодернистским временам.

«Царство птиц»

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Вопрос вам, Виктория. Этот фильм был дипломной работой Тимма. Вероятно, средства на него – или часть средств – предоставило учебное заведение?

ВИКТОРИЯ СТОЛПЕ. Учебное заведение [Киноакадемия в Баден-Вюртемберге – прим. Е.М.] предоставило кое-какие средства, но большую часть бюджета составили не они. У Тимма умер дядя, оставивший ему наследство, и этот капитал, вложенный им в производство картины, обеспечил ее основной бюджет. Конечно, мы могли бы попробовать обратиться к государственным учреждениям или к частным компаниям, но отказались от этого, чтобы сделать все так, как мы хотим; чтобы никто не диктовал нам никаких условий.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Каков бюжет картины?

ВИКТОРИЯ СТОЛПЕ. 18 тысяч евро.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Еще вопрос Тимму. Я слышал, что у вас в планах уже следующий проект – что-то весьма большое и амбициозное. Поделитесь подробностями?

ТИММ КРЁГЕР. Это будет сиквел. Действие будет происходить в 1962 году. Ребенок, о котором мы только что говорили, уже 33-летний физик. Фильм начинается с того, что он приглашен на научный конгресс, который должен состояться в швейцарских Альпах в пятизвездочном отеле. Ожидается, что там выступит ученый из Ирана с докладом о квантовой механике, но почему-то иранец не приехал на конгресс, и все решают вместо слушаний покататься на лыжах. Я вижу этот фильм в духе Поланского – барочным, странным, тягучим и черно-белым.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Сценарий будете писать вы?

ТИММ КРЁГЕР. Мы пока не приступали, но главным сценаристом, как и в случае с Zerrumpelt Herz, будет Родерик Варих. Я скорее участвовал [при работе над Zerrumpelt Herz, – прим. ред.] в создании диалогов, и, вероятно, так будет и на этот раз. Когда много обсуждаешь на предварительном этапе, то сценарий потом пишется быстрее.

ЕВГЕНИЙ МАЙЗЕЛЬ. Надеюсь, что после успеха этого фильма – а мне кажется, что он должен получить неплохую фестивальную историю, – вам уже не придется вкладывать в производство собственные средства.

ТИММ КРЁГЕР. Ну, посмотрим. В любом случае это будет более дорогое кино, так что, скорее всего, придется обратиться за поддержкой.

«Царство птиц»

[1] Состав жюри главного конкурса IX фестиваля «Зеркало»: писатель Эммануэль Каррер, поэт Илья Кутик, режиссер Александр Сокуров, актриса Мария Миронова, редисер Фридрик Тор Фридрикссон.