О фантастическом 3D-боевике «Тихоокеанский рубеж», поставленном Гильермо дель Торо и вышедшем в широкий российский прокат, – Нина Цыркун.

Как только прозвучало название монстров, выходящих из бездны на погибель человечеству – кайдзю, а потом появилась главная героиня с именем Мако Мори, я стала рыскать глазами по пространству экрана в поисках продакт-плейсмента, и представьте, ничего не нашла; никакой продукции Sony или каких еще знаменитых японских марок. Обнаружилось другое: визуально-стилистическая близость изображения к японской аниме.

Вообще же «Тихоокеанский рубеж» – проект интернациональный, и если актриса Ринко Кикучи в роли Мако привносит в фильм японские мотивы стойкости, верности и памяти о разрушенном городе, то роботы, изобретенные для борьбы с монстрами, называются егерями (от немецкого «охотник»), один их штучный экземпляр, изготовленный в Китае, зовется «Багровый тайфун», а другой, российского производства – «Черная альфа», и напоминает он огромный шагающий танк. (Кстати, там есть еще белокурая пара прославленных пилотов из Сибири, управляющих роботом, по фамилии Кайдановские – иначе, чем через кино, она вряд ли могла дойти до авторов сценария Трэвиса Бичема и Гильермо дель Торо; отсюда напрашивается сравнение егерей со Сталкером, провожающим нас, зрителей, в зону неизвестного). Ну и главное – голливудский фильм поставил мексиканский режиссер Гильермо дель Торо, передавший ему свою врожденную страсть к мифоэпическому нарративу.

«Тихоокеанский рубеж»

Звери из бездны, которые клонируются, множатся, увеличиваются объемом и через портал в океанской пучине выходят на землю в разных географических точках, – это только по первому плану порождение чужого таинственного мира. А на самом деле – это материализация фантомов нашего подсознания, вопль природы, исходящий из глубин океанического сознания; реализовавшийся образ инобытия, сотканный из подспудных страхов, объединяющих всех жителей Земли – от Сан-Франциско до Мапуту – в единую интегративную культуру, в которой только человечеству и можно будет найти спасение. Однако, кроме этой метафорической отгадки в истории должно быть и простое конкретное объяснение появлению страшных существ, терроризирующих города и страны. Пока снимался фильм, Трэвис Бичем сочинил графический роман-приквел «Тихоокеанский рубеж. Истории из нулевого года», в котором главная героиня Наоми Соколов проводит журналистское расследование и обнаруживает, что кайдзю – это, так сказать, генетически модифицированные роботы. Книга заканчивается там, где начинается фильм дель Торо.

Что же касается самого режиссера, то он попал на этот проект случайно: дель Торо чуть было не начал уже снимать «Хребты безумия» по повести Говарда Лавкрафта. Там ведь тоже обнаруживались твари неизвестного происхождения и в том числе фосфоресцирующая громадина, отчасти напоминающая Годзиллу, которую, в свою очередь, напоминают кайдзю в «Тихоокеанском рубеже».

«Тихоокеанский рубеж»

В фильме содержания, что называется, кот наплакал. Это по преимуществу экшен, коллизию которого составляет не противостояние управляемых людьми роботов и живых монстров, но еще и взаимодействие двух пилотов, помещенных в нутро робота-егеря. Одному человеку с управлением не справиться; необходим удвоенный мозг, условно – с «западным» и «восточным» полушариями, то есть, по-видимому, с «рациональным» и «образомыслящим». Лучше всего уживаются в таком раскладе близкие родственники; Рейли Беккет (Чарли Ханнам) был довольно удачливым пилотом, работая вместе с братом, пока тот не погиб в одной из схваток с кайдзю, и тогда Рейли ушел в отставку, работал на стройке, но вернулся на зов бывшего начальника, Стакера Пентекоста (Идрис Элба). И тут ему в напарники дали Мако Мори. Теперь их сотрудничество, требующее взаимного погружения сознаний, становится чем-то вроде виртуального сексуального слияния, которое как будто и заменит в недалеком будущем физический секс. Во всяком случае, мне так показалось.

Разряжая свойственную стилю Гильермо дель Торо мрачную атмосферу техно-готики юмором, который вносит в картину комическая пара эксцентричных ученых, фильм не только предъявляет зрителю присущие нам худшие эсхатологические ожидания. Наперекор видимой логике, в гигантских монстрах, наделенных своей индивидуальностью, максимально приближенных к нам кинокамерой, мы начинаем видеть братьев наших; может быть, даже самих себя.

«Тихоокеанский рубеж», постер