Валерий Тодоровский: «В хозяйстве начинают наводить порядок»
- №4, апрель
- Этери Чаландзия
Беседу ведет Этери Чаландзия
Этери Чаландзия. Сегодня на российском телевидении появилось много новых жанров. Складывается впечатление, что все основные ниши разобраны, все форматы разработаны. Как бы вы описали сегодняшний момент в стремительной эволюции нашего телевидения?
Валерий Тодоровский. Мне кажется, что сейчас происходит жесткое, но неизбежное окончательное размежевание. До недавнего времени кино и телевидение существовали как единое целое и к телекино относились как к многосерийному кинофильму. В последнее время стало понятно, что кино и телевидение — это разные вещи. Во всем мире существует несколько типов сериалов, вполне четких и определенных. У тех, кто их делает, есть ясное представление о том, как они должны быть сняты, кто их потенциальный зритель, в какое время они должны идти в эфире. У нас же до недавнего времени это был некий единый сериальный поток. Человек, приходя вечером домой после работы, включал телевизор, смотрел один сериал, потом переключался на другой, тот заканчивался, и он переходил к третьему. И так происходило каждый день в течение всего года.
Сегодня этот период закончился. Появились форматы. Ведь что такое телесериалы? Это вовсе не однородная масса. Во-первых, это «мыльные оперы» — от ста и более серий, с возможностью бесконечного продолжения. В Америке один из таких сериалов — «Даллас» — шел сорок лет. Герои становились частью жизни зрителей, членами их семей, близкими друзьями. Возможно, и мы придем когда-нибудь к такому результату.
«В круге первом», режиссер Глеб Панфилов, продюсер Максим Панфилов |
Во-вторых, ситкомы. Фактически это та же самая история, только комедийная. Смех за кадром, сопровождающий смешные ситуации. Здесь тоже своя ниша, свои зрители, свое время показа. Вот вам новые телевизионные жанры — «мыло» и ситком, — и оба они никакого отношения не имеют к кино, просто не могут в нем существовать. На мой взгляд, они вообще ближе к цикличной телепрограмме.
Но есть и другие форматы. Например, телефильм. Телефильм — это всегда событие. Из недавних назову «В круге первом», «Мастера и Маргариту». Чаще всего это или экранизация классики, или изначально, уже на уровне сценария, — амбициозный, значительный, проект. Телефильм, как правило, претендует на огромное общественное внимание, на особый резонанс, на то, что вся страна сядет у экрана. Такой тип сериала — многосерийные художественные фильмы — телеканал может себе позволить максимум два раза в год, потому что это дорого. И к тому же не имеет шанса на продолжение.
Э. Чаландзия. В каком смысле?
В. Тодоровский. У «Анны Карениной» не может быть второго сезона. Понимаете?.. Такие проекты можно в случае успеха через несколько лет повторить. И всё.
И, наконец, тип телепродукции, которая на Западе называется serials. Это качественное зрелище, где каждая серия является отдельной законченной историей, но во всех принимают участие одни и те же герои. Вспомним американские «Скорую помощь» или «Секс в большом городе». Эти проекты нельзя поставить на поток, обычно они снимаются на пленку, с большими артистами и показываются раз в неделю: например, каждый понедельник в одно и то же время можно посмотреть очередную серию. У нас пока опасаются переходить на эту вертикальную систему показа, но, я уверен, это вопрос времени.
«Мастер и Маргарита», режиссер Владимир Бортко, продюсер Валерий Тодоровский |
Э. Чаландзия. А почему такой режим выхода в эфир вызывает опасения?
В. Тодоровский. Потому что наша аудитория сегодня еще плохо ориентируется в потоке сериальной продукции. Наш зритель, в отличие от зарубежного, не приучен ждать, не приучен осмысленно делать свой выбор. Кроме того, на Западе другая культура просмотра и предоставления этого просмотра. Сериалы, подобные, скажем, «Скорой помощи», — сложные и дорогие продукты, и выпалить все серии за десять-двадцать дней подряд просто жалко! Их показ хочется продлить, растянуть удовольствие. Но и у нас к этому придут. Я уверен, что кто-то первый рискнет, и за ним потянутся остальные.
В России сейчас происходят интересные процессы: стремительно падает интерес к тому, что составляло первоначальный телепоток, — тогда многосерийные фильмы создавались путем механического нарезания одного безразмерного сюжета на большое количество серий.
Э. Чаландзия. Странно, мне всегда казалось, что это — несмотря на примитивность, или благодаря ей — один из самых верных способов удерживать заинтересованного зрителя у телевизора месяцами…
В. Тодоровский. Нет-нет. Люди не смотрят все подряд, они хотят «подсесть» на что-то свое. В Америке у «Друзей» и у «Секса» — совершенно разные аудитории. Одни тяготеют к ситкому и яркому юмору, другие — к лирической истории. У каждого зрителя есть свои любимые сериалы. Конечно, кто-то смотрит все подряд, но и это «все подряд» должно быть хорошего качества, и смотреть его, в идеале, должно хотеться годами. А когда у нас каждый вечер идет что-то новое, но с одними и теми же артистами (потому что их всегда не хватает) — это хаос. Как будто набросали все в одну корзину и предлагают: «Жуйте!» Может, большинство пока и не против этого, но постепенно зритель будет чувствовать себя все более некомфортно один на один с этим неструктурированным телепотоком. Сейчас как раз и наступает момент, когда в хозяйстве начинают наводить порядок. Продукция раскладывается по полочкам, и у зрителя появляется внятный выбор.
«Линии судьбы», режиссер Дмитрий Месхиев, продюсер Валерий Тодоровский |
Э. Чаландзия. Как вы считаете, из какого нашего сериала может вырасти зрелище на долгие годы — такое, как «Даллас» в Америке?
В. Тодоровский. Из любого успешного сериала, который имеет высокий рейтинг. На Первом канале был очень успешный проект — «Участок». Но все-таки это не «мыло», не ситком: на его основе двести серий не сделаешь. «Участок», скорее, это те самые serials. По идее, чтобы все сделать совсем уж правильно, Первый канал должен был бы выпустить следующий «Участок» и показывать его раз в неделю.
Э. Чаландзия. Скажите, а изменилась ли сегодня цена провала — по сравнению с теми временами, когда все только начиналось?
В. Тодоровский. Цена провала изменилась вместе с ценой за минуту рекламного времени — ровно настолько, насколько изменилась эта последняя. А она выросла невероятно, соответственно возросла и цена провала. Но дело ведь не только в деньгах. Дело в престиже, в амбициях, в статусе и мощи каналов и производителей. В принципе каждое понижение рейтинга — повод для больших и серьезных совещаний и мозговых штурмов. Поэтому сегодня, перед тем как запустить проект, очень серьезные взрослые начальники тысячу раз пытаются просчитать, каким он должен быть, на кого он рассчитан, кто его потенциальный зритель. Собирают фокус-группы, тестируют на них не только идеи или сценарии, но и артистов. Могут снять актерские пробы и по опросам фокус-группы сформулировать свое окончательное решение. Так что хаотичная и романтичная эпоха русского сериала уходит. Уходят те времена, когда, если были деньги, можно было снимать, что хочешь и как хочешь. Главное, чтобы было много серий. Теперь, прежде чем снимать, надо ответить на очень много вопросов. Ведь именно сериалы находятся на переднем крае битвы — их ставят в прайм-тайм. В эти часы золото буквально течет по стенам. И потому отношение к сериалу и ко всему, что с ним связано, становится невероятно серьезной проблемой.
«Скорая помощь», продюсеры Пенни Адамс, Нил Баэр, Томми Бёрнс |
Э. Чаландзия. Мне кажется, от этого серьезного и просчитанного до мелочей отношения к работе над телекино авторская воля и творческое участие режиссера нивелируются. Ведь все, включая кастинг, становится не его выбором, а результатом обработки данных, полученных от неких фокус-групп.
В. Тодоровский. Безусловно, это происходит автоматически. Но здесь есть и другая сторона вопроса. Мне кажется, что создается и будет создаваться новая категория авторов. Если раньше любой кинорежиссер — крепкий ремесленник, профессионал — считал, что он может снять хороший сериал, то сегодня становится понятно, что создатель сериала — это вообще отдельная профессия. Умение классно работать в рамках того формата, который задан, — это нечто особенное. Поэтому когда вы говорите о том, что режиссер теряет свои позиции, вы не совсем правы. Просто сегодня он становится другим режиссером. Он играет в другую игру и по другим правилам, от него по-прежнему очень многое зависит, но он уже не приходит на съемочную площадку со словами: «Я художник, я хочу снимать вот этих прекрасных людей на фоне этих прекрасных стен!» Нет. Он говорит, что у него есть задача и он действует в соответствии с ней.
Фокус-группы, кстати, тоже не истина в последней инстанции. Да, то, что они говорят, важно, но они не выдают справки: «Успех гарантирован!» Нет! Их рекомендации — всего лишь шанс сориентироваться в пространстве.
Кроме того, посмотрите, как сегодня снимается реклама, где работает очень много талантливых людей. Они приходят на площадку с готовыми нарисованными раскадровками, и их основная задача — ни в коем случае, ни на миллиметр не отойти от них. А заказчики утверждают все, вплоть до цвета шарфика и косички на голове актрисы. Тем не менее одни снимают рекламу хорошо, а другие плохо. Значит, и талант, и тип сознания, и степень концентрации все равно играют роль. И на телевидении хорошие телережиссеры на вес золота. Это люди, которые многие годы будут очень высоко цениться, их будут растить, воспитывать, платить им приличные деньги — не просто за то, что они умеют «хорошо снять», а за то, что они умеют хорошо снять именно то, что нужно, попасть в десятку.
Э. Чаландзия. Интересно: получается, что на наших глазах формируются профессионалы в новых областях. На Западе есть система обучения, школы, а у насопять все растет само собой. Есть ли в этой «самостийности» какие-то плюсы?
«Секс в большом городе», продюсер Даррен Стар |
В. Тодоровский. Нет, сплошные минусы. И самый большой в том, что сегодня спрос значительно превышает предложение. Людей катастрофически не хватает. Но не вообще людей, желающих что-то снять, а именно тех, кто может сделать это качественно. Никто и нигде не учил телевизионщиков, и еще печальнее то, что и в ближайшее время учить их никто не будет. Все они сами выбились, все учились на своих провалах и успехах. Так что плюсов я здесь не вижу вообще.
Э. Чаландзия. Но все-таки появились же какие-то авторы, сняты же какие-то сериалы в таких неблагоприятных условиях…
В. Тодоровский. Это не плюс, это, что называется, вопреки. Люди на телевидении появились вопреки существовавшей и существующей системе. К тому же у нас и кинематограф в течение двенадцати лет разрушался как отрасль, в которой нужны профессионалы. Новые способные люди не приходили в кино. Уходили — да, но не приходили. Ведь в 1991 году все, что было в отечественной киноиндустрии, рухнуло, и восстанавливаться она начала по-хорошему лет пять назад. Так что вообще непонятно, откуда сегодня взялись те, кто делает фильмы, не важно, для какого экрана — большого или домашнего.
Э. Чаландзия. Я спрашивала многих режиссеров, актеров о том, кто сегодня диктует, что смотреть: зритель производителям или, наоборот, производители формируют зрительские вкусы. Наконец у меня есть возможность задать этот вопрос вам. Так кто же все-таки диктует?
В. Тодоровский. Я думаю, что ответ, как всегда, где-то посередине. Например, в процессе создания фильма существуют два полюса. На одном находится режиссер. Он хочет снять нечто потрясающее, а значит, дорогое, сложное, он мечтает работать медленно, тщательно, с расстановкой. Но есть и другой полюс — директор. Этот хочет снять быстро, дешево и кассово. Так вот истина и хороший результат — посередине. Если убрать директора, нависнет угроза того, что деньги будут потрачены, а фильм не снят. Если убрать режиссера, фильма тоже не будет, деньги останутся лежать сэкономленными у директора в шкафчике. То же самое — истина посередине — мы можем сказать и обо всех других процессах в нашем деле.
Знаете, зрители часто жалуются: «Почему снимают все время одних и тех же артистов? На них уже невозможно смотреть! Они переходят из сериала в сериал! Они нам надоели!» А когда выходит сериал с новыми артистами, тот же зритель возмущается: «Почему нет наших любимых артистов?!» Вот так! Нет готовых рецептов и схем. Есть каша, в которой варятся прямо противоположные интересы, и из этих противоположных вещей выкристаллизовываются истории, которые могут дать что-то новое, потому что невозможно все время тупо делать только то, о чем тебя просят… Но при этом не обращать внимание на то, что люди смотрят и что им нравится, тоже неразумно, неверно с разных точек зрения.
«Моя прекрасная няня», режиссеры Алексей Кирющенко, Эдуард Радзюкевич, продюсеры Александр Роднянский, Александр Акопов. Фото Елены Сидякиной АМЕДИА |
Пять лет я занимаюсь телевидением и пять лет слышу: «Надоел криминал на экране! Уберите бандитов, стрельбу, кровь, насилие и жестокость!»
Но как только выходит очередной подобный сериал, оказывается, что у него отличный рейтинг. Кто же их смотрит, если всем надоело?
В принципе, существует мнение, что страна имеет такое телевидение, какое заслужила. Все большие телевизионные начальники говорят: «Нас ругают за то, что мы показываем. Хорошо. Перестаньте это смотреть! Мы перестанем это показывать!» Простая вещь! Мне кажется, что зритель не понимает силы своего воздействия на процесс! Недооценивает степень своего участия в том, что производится на ТВ. Ведь когда у какого-то фильма падает рейтинг — его снимают с эфира. Но если он не падает — его будут показывать. Снова и снова, на разных каналах. И более того — по образцу этого фильма или сериала делать следующий, и еще один, и еще… Вот и всё. Интерес аудитории и есть барометр. Заказчик. У зрителя ведь есть выбор. Времена, когда на всех каналах только стреляли, все-таки уходят в прошлое.
Э. Чаландзия. А как бы вы ответили на вопрос: кто на кого больше влияет — вы на зрителя или зритель на вас?
В. Тодоровский. Мне трудно об этом говорить. Я знаю одно: когда мне неприятно смотреть то, что получается, меня не успокаивает, что это может нравиться зрителю. Есть люди, которые умеют легко жить в мире двойных стандартов. «Я люблю вот это и это, но делать этого не буду, потому что зритель это смотреть не будет. Я буду делать дерьмо, которое они с удовольствием смотрят и будут смотреть». Это такой профессиональный цинизм, без которого в телевидении практически невозможно существовать. Но я так не могу.
Меня начинает тошнить. Я все равно стараюсь делать то, что мне нравится, понимая при этом, что зрелище должно быть максимально интересным, увлекательным, динамичным и нескучным.
Опыт показывает, что наши с публикой вкусы и представления не всегда совпадают. Были проекты, которые я очень люблю и считаю, что это выдающиеся телевизионные фильмы. Но они провалились. Сейчас я понимаю, что это произошло потому, что зритель был к ним не готов. Выйди некоторые из них сегодня, а не пять лет назад, они имели бы совершенно другой рейтинг. Могу привести пример. Был такой сериал «Линии судьбы» Димы Месхиева. Он сделан в 2003 году. На мой взгляд, сделан блистательно, двадцать серий, такая русская «Магнолия», история переплетения судеб совершенно разных людей. Там потрясающе играли артисты, к тому же звезды, был замечательный сценарий, интонация была трогательной, живой, напряженной. Сериал прошел плохо. Потом выяснилось, что зритель не может смотреть даже две истории, развивающиеся параллельно. А там было шесть основных линий сюжета. Построение этого фильма было радикальным для того времени. И мне, продюсеру, тогда говорили, что если бы я сделал шесть отдельных сериалов, маленьких, по четыре серии, то мог бы сорвать успех. Но все разом зритель оказался не в состоянии воспринять. А для меня именно в этом параллелизме, в этом сплетении, совмещении и были кайф и красота. Вот такое несовпадение интересов… В целом зритель, конечно, на меня влияет. Сейчас я это понимаю.
Поэтому вещи, заведомо провальные, не рассчитанные на понимание, я не делаю. В этом смысле я изменился.
Э. Чаландзия. Вы сказали, что есть сериалы без будущего, в том смысле, что нельзя делать продолжение из «Мастера и Маргариты». Но почему нельзя сделать фильм из сериального материала?
В. Тодоровский. Нельзя, потому что у каждого произведения есть свой собственный размер. Если можно из пятистраничного рассказа Чехова сделать роман в пятьсот страниц, то зачем Чехов писал эти пять? Если фильм, который легко идет десять часов, без потерь можно превратить в полуторачасовой, значит, он просто чудовищно растянут. Есть разные формы: роман, рассказ, повесть. Есть многотомный роман. Фильм «Мастер и Маргарита» — десятичасовой, он не укладывается в два, так же, как другие — двухчасовые — не растягиваются на десять. Когда мне приносят сценарий на пятидесяти страницах и говорят: «Мы хотим сделать сериал!», я спрашиваю: «Зачем, сценарий же короткий?» Мне говорят: «Ничего, растянем!» А зачем? В моей продюсерской практике есть прекрасная иллюстрация к тому, о чем мы говорим. После невиданного успеха «Бригады» ее режиссер Сидоров сказал: «Я сделаю киноверсию». В «Бригаде» ее пятнадцать серий, он предложил сделать фильм и выпустить его в кинотеатрах. Все, естественно, были очень рады. Режиссер просидел в монтажной месяц, пришел, принес кассету с трехчасовым фильмом и сказал, что мы можем ее не смотреть, потому что, с его точки зрения, затея не удалась. В «Бригаде» интерес держался на последовательном и подробном рассказе с деталями и нюансами. А в киноверсии получился какой-то дайджест, быстрый пересказ событий, дыхание ушло, не осталось ни подробностей, ни атмосферы — ничего вообще. Так что у каждого фильма своя история. И своя длина.
Э. Чаландзия. Но существуют же примеры, когда четыре серии телеверсии монтируют в полнометражный фильм и наоборот…
В. Тодоровский. Это все от бедности. Для того чтобы собрать бюджет фильма, надо, чтобы и телевидение поучаствовало. Часто оно готово к этому и просит в ответ сделать четыре серии (обратите внимание — четыре, а не десять). Фильм идет два часа, на телевидении — четыре серии по сорок минут. Соответственно, ты берешь этот фильм, добавляешь какие-то вырезанные сцены, делишь на четыре части и получаешь телеверсию. Но это, повторяю, что называется, голь на выдумки хитра. Во всем мире делается либо фильм, либо сериал. А у нас это просто способ привлечь финансирование и немного укрепиться. Некоторые такие проекты оказываются удачными, некоторые нет.
Но надо сказать, что и телевидение за последнее время поумнело и часто телевизионные начальники говорят: «Нам не нужны телеверсии: делайте просто хорошее кино, мы получим права на него и будем его показывать. Не обязательно фильм немедленно превращать в сериал».
Э. Чаландзия. Как вы считаете, телефильм «В круге первом» вышел вовремя?
В. Тодоровский. В каком смысле?
Э. Чаландзия. Есть ли сейчас тот зритель, который в полной мере может оценить подобное многосерийное кино?
В. Тодоровский. Я думаю, что такой фильм не имел и не будет иметь массового зрителя — того, что есть, например, у «Кармелиты». Он все равно будет фильмом для определенной аудитории. Но, как выяснилось, эта аудитория сейчас есть. Фильм прошел хорошо. Хорошо — не значит, что он побил все рекорды. Хорошо — это значит, что он взял свою потенциальную аудиторию и с этой своей аудиторией прошел до конца. Люди не отвернулись, не переключились и не ушли. Безусловно, не вся страна смотрела «В круге первом», но то, что его посмотрели столько зрителей, стало приятным сюрпризом для всех, кто эту картину делал. Можно считать, что она себя нашла в эфире, в стране и у зрителя. Нашла отклик. Авторы были услышаны. А значит, она была сделана вовремя. Ведь есть успех — не на уровне рекордов, а на уровне точного попадания в свою нишу. Есть 20 процентов включенных телевизоров: люди сидели у экранов и смотрели этот непростой фильм, никак с ними не заигрывающий.
А вот «Мастер и Маргарита» поставил-таки рекорд и имел право ожидать его, потому что степень интереса к экранизации была высочайшей. Здесь отсутствие рекорда обернулось бы провалом. В то время как фильм Солженицына и Панфилова изначально был задуман как общественно значимая акция, а не как сериал с высоким рейтингом.
Э. Чаландзия. Меня очень интересует вопрос своевременности фильма, спектакля, книги. Как вы считаете, ваши картины выходили ко времени?
В. Тодоровский. Мне кто-то недавно сказал, что если бы «Страна глухих» вышла сейчас, она стала бы кинотеатральным хитом и собрала бы большие деньги в прокате. Возможно. Потому что когда картина вышла, в стране просто не было кинотеатров. Старый кинопрокат уже умер, а новый еще не возник. Но, с другой стороны, я бы сам сейчас такую картину не снял. Каждому фильму свое время. И потом отчасти это вопрос некорректный, потому что начиная с 1991 года и примерно по 2001-й в стране фактически отсутствовал кинопрокат. Поэтому любой режиссер, снявший картину в тот период, мог бы сегодня сказать: «Вот если бы она вышла сейчас, она бы имела успех, у нее были бы свои зрители». У нас в этом смысле история тяжелая.
Э. Чаландзия. А насколько тяжелая? Я так понимаю, что резкое возвращение кинопроката стало причиной наверстывания — ускоренными темпами — всего того, что было упущено. При таких скоростях создания рынка какие проблемы возникают?
В. Тодоровский. В России всегда то густо, то пусто. Вчера было слишком пусто, сегодня стало слишком густо. Что это значит? Я вижу несколько тоскливую ситуацию в том, что все яростно бросились в так называемое коммерческое кино. Что, с одной стороны, хорошо — кино должно быть финансово успешным, русские блокбастеры должны делаться. Но перекос сейчас страшный. Если до появления проката режиссер в принципе плевал на зрителя: деньги доставались чудом и все снимали, что хотели, от души, но не оглядываясь на массовый вкус и потребности зрителя, то теперь, если задуманный — или уже снятый — фильм не боевик, не экшн и не фэнтези, он никому не нужен. Зачем, говорят те, кто определяет кинополитику, что-то другое делать и кто это «другое» будет смотреть? Прав Андрей Плахов, который написал, что у нас в стране вроде бы наблюдается бум кино, а на кинофестивали ни один российский фильм не попадает. Потому что те фильмы, какие снимают, там не нужны, а те, что там нужны, просто никто у нас не делает. Эта политика неправильная, потому что кино должно делаться разное. А у нас сейчас все, «задрав штаны», побежали толпой в одну сторону.
Э. Чаландзия. Ну да, кому же охота идти в обход, если понятен самый короткий путь к коммерческому и зрительскому успеху?..
В. Тодоровский. Да, все рванули туда, где деньги, кинотеатры, пиар, это понятно. Но есть и другие пути, может быть, не такие прямые, но не менее эффективные. Понятно, производителей сложно убедить в чем-то, когда есть простая арифметика: можно потратить два миллиона долларов, а получить десять. Кино действительно стало бизнесом. И качество многих наших сегодняшних фильмов — обратная сторона прибыльности этого бизнеса. Но я думаю, что, как всегда в таких случаях, должно пройти время: постепенно произойдет то, что происходит в других странах. Вдруг какой-то не очень дорогой, не очень коммерческий, но хороший фильм хорошо пройдет в кинотеатрах. Будут у него зрители, будет у него касса. И в этот момент станет ясно: вот она, другая дорога.
Э. Чаландзия. Уже сейчас основным посетителем кинотеатров является молодежь, а, учитывая бешеные темпы развития цифровых и 3D технологий, логично предположить, что именно молодые будут диктовать вкусы в ближайшие годы. А они вряд ли захотят отказываться от летающих тарелок и межгалактического оружия.
В. Тодоровский. Все и так, и не так. Мы сейчас проживаем за год несколько лет. При том что боевики и экшн популярны во всем мире, везде существует и вполне успешный — коммерчески — кинематограф, который можно отнести к артхаусу. В каждом городе на Западе есть три-четыре кинотеатра, в которых идут фильмы этого направления. Притом артхаус — это не только искусство, но и индустрия — с коммерческим интересом, выгодой и т.п. Как делается успех в коммерческом кино? Фильм одновременно выходит в пяти сотнях кинотеатров и за три недели собирает огромные деньги. Но есть и другой путь — совсем недорогие в производстве картины идут в течение многих и многих месяцев и так называемыми малыми залами в конце концов собирают свою кассу. Эта артхаусная прокатная сеть есть во всех странах, значит, когда-то появится и в России. Надо только грамотно все организовать, надо научиться давать зрителю точные ориентиры, позволяющие разобраться в кинопотоке. Подростки хотят смотреть, как на других планетах бьются на мечах? Отлично! Им сюда! А вы хотите про человеческие отношения? Пожалуйста, вам в другой зал, в другой кинотеатр…
Э. Чаландзия. Скажите, а почему сегодняшний кинозритель так помолодел?
В. Тодоровский. Потому что новое поколение приучили к новым кинотеатрам. И к новому кино. Старое было приучено совсем к другому, а нынешним подросткам внушили, что кино — это зрелище, шоу, кайф, это прикольно…
Э. Чаландзия. Но почему только подросток может кайфовать от всего этого? А взрослый человек не в состоянии получить свое удовольствие в кинотеатре?
В. Тодоровский. Взрослый человек устал после работы. Он хочет сесть перед телевизором и вытянуть ноги. Мне рассказывали прокатчики, что в стране существует огромное число успешных представителей среднего класса, которые каждый божий день устраивают себе домашний киносеанс: смотрят фильмы на DVD. И это несколько миллионов любителей кино, которых непонятно как оторвать от дивана и стакана виски и затащить в кинотеатры. И ведь они постоянные зрители, они не пропускают ничего, они в курсе всех новинок, но они смотрят их дома.
Э. Чаландзия. Можно ли предположить, что именно эти люди станут первыми разрушителями проката? Ведь домашняя техника модернизируется и дешевеет, и вскоре получится так, что практически все киноманы смогут на больших экранах дома смотреть свое кино? Ведь не случайно производители придумали это новое название — «домашний кинотеатр»?
В. Тодоровский. Нет, я не думаю, что это сможет разрушить прокат как таковой, но я бы здесь обратил внимание на другое — на пиратов. Вот кого надо душить. Поймите, большинство зрителей сегодня хотят смотреть новейшие фильмы. Фильм вышел сегодня в кинотеатрах, на DVD он официально выйдет через месяц-полтора. Но человек не хочет ждать. Он хочет купить раньше. И в тот момент, когда он гарантированно не сможет купить «паленую» копию, он все-таки встанет с дивана и пойдет в кино.
Э. Чаландзия. Некоторое время назад прошел слух, что государство больше не намерено субсидировать новые проекты, мотивируя это тем, что большинство производителей уже сами в состоянии достать деньги на кино, зачем, мол, им помогать?!
В. Тодоровский. Я не знаю, правда это или нет. Если окажется, не дай бог, что правда, тогда очень плохо. По той причине, что для того чтобы на месте пустыря с жалкими посадками через десять лет встал огромный цветущий сад, этот пустырь надо очень долго и хорошо возделывать.
Э. Чаландзия. Наверное, чиновники посчитали, что сад уже начал расти сам… Начал даже плодоносить…
В. Тодоровский. Нет! Это не так. Сейчас любой, самый маленький экономический кризис или что-то вроде этого — и все рухнет. Это уже было в 98-м году: перед 17 августа тоже был замечен подъем в киноиндустрии, в прокате.
И деньги были, и фильмы какие-то запустились. Все рухнуло, и мы отступили назад — на точку, с которой начали пятью годами раньше. Я думаю, что сейчас очень важна поддержка — для того чтобы успели встать на ноги продюсерские компании, чтобы они разбогатели, чтобы у них появились свои оборотные средства, резервы на случай провала. Надо дать саду пустить корни. И только в тот момент, когда деревья начнут расти, можно будет отвлечься, зная, что все равно каждый год в августе наступит время собирать яблоки. Сейчас мы наблюдаем только первые серьезные признаки того, что это может случиться. В будущем…
Э. Чаландзия. Можно сказать, что сегодня без пиара кино нет?
В. Тодоровский. Я думаю, что сегодня, пока садик хилый, без мощного пиара не обойтись. Вообще, кино и пиар вещи неразрывные. Если говорить про массового зрителя — как еще он может узнать про фильм? Зрителю надо капать на мозги. Он, безусловно, пойдет на тот фильм, у которого больше пиара, но я не вижу в этом никакой катастрофы. Для начала надо просто приучить людей ходить в кинотеатры на российское кино. Вы знаете, совсем недавно считалось, что наши картины смотрят только по телевизору, а в кино ходят на иностранные, на «Звездные войны» и т.п. Поэтому сейчас серьезный пиар любого отечественного фильма работает на всю нашу киноиндустрию в целом. Часто, конечно, бывает обидно: хорошие фильмы выходят, но остаются почти незамеченными, потому что не имеют мощной рекламы. Но что поделаешь? Это рынок. Те же прокатчики при этом говорят, что в стране отлично работает так называемое «сарафанное радио». И достойные картины с относительно небольшим пиаром в результате выстреливают. У «Бумера», например, рекламы было мало, а как фильм прошел!
Э. Чаландзия. Какой жанр после экшна и фэнтези может стать следующим по популярности?
В. Тодоровский. Комедия. Безусловно. Комедия, сделанная по законам мейнстрима. Не маленькая, камерная, с тремя персонажами в одной комнате, а комедия, в которой есть размах. Их вообще мало, и не только у нас. И это не случайно — очень сложно делать этот жанр. В Советском Союзе фильмы Гайдая, Рязанова, Данелии собирали полные залы. Но должны появиться новые режиссеры, актеры, драматурги, чтобы комедия вернулась. Я уверен, что вскоре к боевикам и экшну подтянутся другие жанры.
Э. Чаландзия. В том числе мюзикл. Ведь ваш очередной режиссерский проект — именно мюзикл. Расскажите о нем то, что сегодня вы считаете возможным рассказать.
В. Тодоровский. Фильм будет называться «-2pБуги на костях». Я много лет хотел снять такое кино. Сценарий был написан вместе с Юрой Коротковым лет шесть назад, пролежал все эти годы, потому что он сложнопостановочный и дорогой. Мне казалось, что деньги на него не собрать. Сейчас появилась надежда, что соберем. Это молодежная история про стиляг, про людей, которые в 50-е годы, когда в стране все было запрещено, решили стать другими. Играть другую музыку, одеваться в другую одежду, быть не такими, как все. Несмотря на то что я давно об этом мечтал, сейчас я нахожусь в тяжелейшей стадии долгой подготовки, потому что, как выяснилось, делать мюзикл посложнее, чем взрывать грузовики и палить с вертолетов. Здесь необходима тщательная проработка самых разных деталей, репетиции, высококлассная оригинальная музыка. Поэтому я пока говорю об этом проекте с энтузиазмом, но осторожно — он еще может и сорваться. Хотя я надеюсь, что в этом году начну съемки…