Беседу ведет Андрей Апостолов. 

Андрей Апостолов. Мы встретились после твоей репетиции вблизи «Гоголь-центра». У меня вообще такое ощущение, что происходит обратная миграция. Был период, когда «театралы» – Иван Вырыпаев, твой мастер Кирилл Серебренников, Владимир Мирзоев, другие режиссеры – активно изменяли ­театру с кино. Сейчас как будто обратная тенденция. Вот Мизгирев, ты… Почему театр? Чего тебе не хватало в документальном кино? 

Евгений Григорьев. Мне не хватает опыта работы с артистами, а театр – то самое место, где этим занимаешься. В кино актер приезжает на смену, и ты не успеваешь с ним толком поработать. Дикая в этом смысле индустрия. А я собираюсь снимать игровой короткий метр, а за ним и полный метр. Когда я это задумал, то пошел к Кириллу. Когда узнал, что он набирает курс магистратуры.

Андрей Апостолов. Твой дебютный спектакль «Павлик – мой бог» по пьесе Нины Беленицкой (пьеса опубликована в «Искусстве кино», 2007, № 3 – прим. ред.) до сих пор живет и процветает. Через несколько месяцев большая премьера в «Гоголь-цент­ре»… Ты уже чувствуешь себя театральным режиссером?

Евгений Григорьев. Нет, я только учусь. Многого не знаю. Я не то чтобы совсем неофит, но хочу еще всякому разному научиться и привлекаю всех, кто мог бы мне помочь. Многие соглашаются. Соглашаются, потому что у нас есть замысел. Меня уговорили ставить «Сталкер». То есть у Кирилла была задача – киносценарий на сцене. Мы сначала другой фильм выбрали.

Андрей Апостолов. Какой?

Евгений Григорьев. Мы хотели поставить абсолютно лживый советский фильм «Светлый путь» Александрова. Насквозь лживый. Но ничего, кроме стёба, не придумали. И вот «Сталкер». Я два дня отговаривал соратников. Говорю: «Вы с ума сошли! Где Женя Григорьев и где «Сталкер»!» Но ночью пришли демоны и подсказали ход: взять первый вариант сценария Стругацких. Он называется «Машина желаний». Мы открыли его, и выяснилось, что это вообще другая история. Мы с Андреем Арсеньевичем не спорим, это параллельная версия с теми же героями. Там сталкер – бандит. Совершенно нет темы блаженного, ничего общего с образом, который создал Кайдановский. Если ты сейчас выйдешь на улицу и спросишь, что такое сталкер, тебе скажут, что это компьютерная игра. Поэтому мой спектакль – это 3D-шутер, бродилка. Одиннадцать трупов, бабушки, сожженные из огнемета… Что делает человек в игре? Убивает и мародерствует. Как можно загадать сокровенное, когда ты прошел по трупам?.. Я всем артистам говорю, что мы этот спектакль играем только для того, чтобы после него зритель подумал о самом сокровенном для себя. «Павлик…» ведь на той же идее сделан, поэтому там зрители загадывают желания и пишут ему записки.

Андрей Апостолов. Серебренников активно участвует в постановке спектакля?

Евгений Григорьев. Он только помогает… Самим способом своего существования, конечно, оказывает большое влияние. Человек, которому я могу написать в два ночи, – раньше ему писать бессмысленно, потому что он как проклятый работает. Ну посмотри, он же сделал «Гоголь-центр». Я когда к нему поступил, там просто развалины были, а он тянет, собирает, создает, всем помогает…

Андрей Апостолов. Но у него есть поддержка.

Евгений Григорьев. Конечно, его поддерживают. Перестанут поддерживать – он возьмет и уедет, для него сейчас, мне кажется, открыты все европейские театры. Это большой художник, посмотри «Мертвые души» – просто высший класс. Я думаю, что Серебренникову сейчас сильно с Капковым повезло, а Капкову – с Серебренниковым.

Андрей Апостолов. Ты хотел бы себе такого «Капкова»? Влиятельного покровителя?

Евгений Григорьев. Да. Потому что я устал, я знаю, как трудно маленьким студиям в индустрии. И уже не очень в них верю.

Андрей Апостолов. То, что Серебренников – большой художник, я знаю, но для тебя он – что?

Евгений Григорьев. Компас.

Андрей Апостолов. Еще есть такие люди сейчас?

Евгений Григорьев. Кончаловский. Андрей Сергеевич. Не столько как режиссер, сколько как мыслитель. Монстр просто.

Андрей Апостолов. Ну раз уж к Кончаловскому перешли, давай про Украину, никуда от нее не деться. Я про ваш совместный с Кончаловским проект «Битва за Украину». Вот в связи со всеми последними событиями как ты сейчас этот фильм воспринимаешь?

Евгений Григорьев. Тут сложно. Собственно, я не занимался идеологией, я – постановщик, там почти нет моих идей, есть прием наш с оператором-постановщиком, но мы же расстались в период монтажа. Я хотел одного, Кончаловский – другого, это его фильм, и он мне сказал, что монтировать вместе не будем. Финал я уже не снимал.

Андрей Апостолов. Без конфликта расстались?

Евгений Григорьев. Ну как может быть без конфликта, когда полтора года в кино вложил, а потом тебе говорят… (Характерным жестом указывает на дверь.)

Андрей Апостолов. И ты все равно называешь его своим компасом?

Евгений Григорьев. А почему нет? Это действительно его фильм, его ответственность. Все, что я мог, я сделал. А он принял правильное управленческое решение. Ему надо сделать фильм. У него нет времени бороться. Ему уже много лет. Зачем ему бороться с молодым режиссером, который хочет авторское кино про Кучму и про «почем цена независимости», а он хочет сделать картину, которая будет миры объяснять. Из нашего материала можно было сто пятьдесят разных фильмов сделать, сто пятьдесят «Украин» разных, но нужно было сделать кино, которое хочет он, Кончаловский.

Андрей Апостолов. Я никак не ожидал, что из Кучмы получится такой персонаж интересный, он оказался сложнее, чем я думал.

Евгений Григорьев. А почему не ожидал? Человек получил страну, а у него, как в известные времена, «ни царства… ни войска… остался подлый народ».

Андрей Апостолов. Вообще, для меня эпизоды с Кучмой – самое ценное в фильме. Но смущает в «Битве…» одна вещь. Вот вы делаете публицистический фильм, в котором предлагается рассмотреть проблему нейтрально, со всех ракурсов. Свою точку зрения озвучивают, например, бывший польский президент Квасьневский и наш одиозный политолог Марков. Ясно, что мнения у них по Украине полярные. Ну а зритель волен решать сам. Но при этом Кончаловский появляется в кадре, как демиург, и внутри фильма разъясняет – вроде бы ­съемочной группе, а на самом деле не вам, а мне, зрителю, – как правильно трактовать все, о чем в фильме говорится. Меня как зрителя это напрягает.

Евгений Григорьев. Я не могу отвечать за этот фильм. Скажу только, что эти рабочие совещания, о которых ты говоришь, мы снимали на всякий случай. Войдут они в фильм или нет, мы не знали. Я могу отвечать только за решения постановочные, но не за идеологию.

«Битва за Украину», режиссер Андрей Кончаловский

Андрей Апостолов. Но ты же знал, в какой проект приходишь. Кстати, как ты вообще туда попал?

Евгений Григорьев. Меня позвал Андрей Сергеевич. Мы с ним познакомились на праздновании 300-летия Петербурга, я для его шоу делал видео на экраны, он остался доволен. Потом я ему позвонил и сказал, что слышал про запуск «Глянца» и хочу поработать с ним на площадке, но не хочу никакой ответственнос­ти. «Тогда плэйбэк», – сказал он. Он шутил потом, что у него даже плэйбэк – член Союза кинематографистов. Я месяц жил в машинном отделении, хорошее послушание. Не знаю, многому ли научился, но увидел много.

Андрей Апостолов. То есть, судя по всему, ты уже тогда планировал попробовать себя в игровом кино?

Евгений Григорьев. Я всегда думал про игровое. Я тебе расскажу. Сижу я на Свердловской киностудии… А в те времена такие письма поддержки были во ВГИК – мол, вот этого абитуриента мы вам рекомендуем. Даже квота была для поступающих по направлению от студий, и я по этой квоте должен был поступить, но в итоге прошел по общему конкурсу. В общем, сижу пишу автобиографию: «…И вся моя жизнь подвела меня к тому, чтобы поступить на» – и тут задумываюсь, курсор мигает. Выхожу – коридор безлюдный, потому что какой-то мохнатый нулевой год, всё уже, агония больших студий… и вдруг идет классик наш – Владимир Михайлович Ярмошенко. Я к нему подхожу и спрашиваю совета, на какой мне факультет поступать, игровой или неигровой, там еще, говорю, какая-то научная мастерская есть. Он мне сказал тогда: «Понимаешь, из неигрового в игровое путь есть, а из игрового в неигровое – нет. Конечно, научная мастерская». Я вернулся к компьютеру, уверенно написал «научная мастерская».

Андрей Апостолов. А я вот эту реплику про путь из неигрового в игровое и обратно читал в твоем давнем интервью в Сети. Там тебя спрашивают, не собираешься ли ты в игровое, а я со своим сегодняшним знанием, что собираешься, подготовил вопрос: значит ли это, что в неигровое уже не вернешься?

Евгений Григорьев. Вернусь. Я же говорю, что сейчас поставлю спектакль, закончу документальный короткий метр, на пленку снятый, уже цветокоррекция идет. Потом хочу снять короткометражный игровой фильм, сценарий которого ты читал, хочу сделать его с любимыми артистами, с которыми сейчас спектакль делаю. Еще есть любимые артисты, которых я приглядываю в Екатеринбурге у Коляды, но ни с кем пока еще не говорил. Потом хочу серьезно подготовиться к большому игровому фильму, потому что он тяжелый, его в смысле производства нужно будет сочинять, чтобы снять дешевле. Я, в принципе, считаю, что в мире ограниченных ресурсов художник должен включать талант в том числе и для того, чтобы оптимизировать расходы, это будет честно по отношению к миру, нужно поменьше его ресурсов сжирать, если только ты не национальное достояние, как некоторые из наших мастеров. Еще хочу снять большой научно-популярный фильм. Но его надо снимать осознанно, без кинобиений. Еще и учиться надо продолжать, совершенствоваться. Вот я тут «Предстояние» перемонтировал. Пятьдесят семь минут убрал – получилось лучше.

Андрей Апостолов. Давай к гильдии перейдем. Ты – молодой режиссер авторского дока, как ты вообще стал президентом Гильдии неигрового кино и телевидения?

Евгений Григорьев. Виталий Манский мне в чате написал, что они поразмышляли и решили предложить пост мне.

Андрей Апостолов. И ты, не задумываясь, согласился? И уточни, пожалуйста, кто это – «они»?

Евгений Григорьев. Ключевые люди в российском документальном кино. Я сказал, что мне надо подумать, что нам надо повидаться, поговорить об этом. Повидались, поговорили, выпили водки…

Андрей Апостолов. У тебя есть предположения, почему именно твоя кандидатура возникла?

Евгений Григорьев. Во-первых, я никогда не был замечен в группировках. Наверное, я компромиссная фигура. Да, только поэтому. Плюс я молодой. У меня давно не было своих личных документальных фильмов, но за спиной были довольно большие проекты к тому времени. Я же сознательно из авторского дока ушел. Решил, во-первых, поучиться у «больших»; во-вторых, заработать денег, и это правда, а в-третьих, мне в тот момент нечего было сказать: нормальный творческий кризис, а я никогда не хотел снимать кино ради того, чтобы просто снимать. Прежде я жил в этом колесе: фестиваль, съемки, монтаж, фестиваль. И я понял, что не хочу так работать, это ничем от журналистики не отличается, там такое же колесо: материал, пьянка, материал, пьянка… А я как раз только из журналистики вырвался. Тогда позвали в лабораторию в Ясной Поляне к Михаилу Угарову, там театром заразился, вирус был посеян. Встретил Нину Беленицкую, и вот она рассказывает мне, что фильм документальный посмотрела классный, очень ей понравился, «Леха online» называется. Я ей сказал, что это я его снял. И мы поняли, что будем работать вместе.

«Павлик – мой бог», режиссер Евгений Григорьев. Фото Алексея Лукьянова

Андрей Апостолов. А со стороны создается ощущение, что твой режиссерский простой связан с должностью в гильдии.

Евгений Григорьев. Тут просто все сошлось. Летом 2012 года. Я тогда тяжело переживал историю с «Битвой за Украину», хотя она, безусловно, была справедливой, но справедливо – не значит хорошо. Тогда уже был «Павлик…», была «Золотая маска», и я в один момент был принят в «Школу театрального лидера», Серебренников зачислил меня в МХТ, меня избрали президентом гильдии, и еще я поступил в «Культбюро» – писать сценарии короткого и полного метра. Это все в одну неделю, по-моему, произошло. Я с тех пор, а почти три года уже прошло, в отпуске был один раз, восемь дней.

Андрей Апостолов. Я спрашиваю, потому что нашел твое интервью, где ты обещаешь, что непременно оставишь пост в гильдии.

Евгений Григорьев. Да. Я их умоляю сейчас отпустить меня хотя бы с должности директора, но не отпускают. Никто не хочет на эту должность идти. Есть серьезные проблемы сейчас. В первую очередь это связано с тем, что очень трудно вырабатывать общую точку зрения среди элит. Часть людей нами уже недовольны, потому что мы, молодое руководство, в итоге делаем так, как считаем нужным мы. Иногда мы делаем квадратное, а некоторые старшие товарищи считают, что нужно зеленое. Но это нормально, это болезнь роста, видимо. Я приходил с двумя условиями: во-первых, чтобы все силы на небосклоне документального кино – Мирошниченко, Манский, Бажин, Герчиков, Ханютин, Коган, Печенкин, Караджев – вошли в правление, иначе это вообще не надо никому. Второе условие – я привожу свою команду, создается институт вице-президентов. Эту команду я набирал по простому принципу – нужны были люди, которые материально не зависят от документального кино, это нужно, чтобы выдерживать корпоративное давление. Гоша Молодцов прекрасно себя чувствует в социальной рекламе и просто в рекламе, Никита Тихонов-Рау – полный порядок с телевизионным доком, Маша Мирошниченко – чего объяснять… Этих людей выбрал я, и мы при­шли с программой из восьми пунктов. Ты пойми, меня выбрала организация из сорока трех человек, а сейчас в гильдии двести с лишним, и мы продолжаем расти. Пришли три крепкие идеи, благодаря которым гильдия сейчас развивается. Первая – идея создания онлайн сервисов. Это значит, например, что уже скоро тебе не надо будет рассылать тысячу dvd, достаточно на закрытый канал гильдии закачать файл с фильмом, а отборочные комиссии фестивалей, прокатчики, продюсеры смогут это просматривать из дома по закрытым непубличным. Сети четверть века, широкополосному доступу – пять, а мы до сих пор платим деньги индустрии DHL за пересылку дисков. Идиоты? Вторая идея. Занятие документалистикой регламентируется Гражданским кодексом, как ты знаешь. Потому что мы не подпадаем под закон о СМИ, мы же не СМИ. А кто мешает сделать СМИ? Сейчас портал гильдии уже СМИ. Как только мы выдаем редакционное удостоверение и документалист его разворачивает перед милиционером, он сразу подпадает под закон о СМИ, а это другой закон, там попроще. Да, больше ответственности, но и больше прав.

Андрей Апостолов. Относительно прав. То, что сейчас происходит с несчастными Аскольдом Куровым и Павлом Лопаревым и их фильмом «Дети 404» о ЛГБТ-подростках, тебе известно. Гильдия как на это реагирует и реагирует ли вообще?

Евгений Григорьев. Во-первых, Аскольд мне ничего по этому поводу не писал. Дело же в отношении ко всему этому скандалу. Кому-то из авторов нравится, что фильм закрывают, что срывают показы… Куров не пишет, не звонит мне. Мой телефон в Фейсбуке опубликован… Что, я должен прийти и сказать: «Здравствуйте, извините, а можно я вам помогу?» Мне безразлично, о чем кино, если это в рамках законодательства, – о’кей, обращайся, поможем чем сможем. Если тебя не устраивает существующее законодательство, давайте работать в этом направлении, только вместе.

Андрей Апостолов. Объясни мне, дураку, вот я – худрук студии неигрового кино. Например, завтра я захочу в гильдию вступить. Оно мне надо?

Евгений Григорьев. Во-первых, о тебе бы узнали. У нас своя рассылка, есть личные кабинеты, сайт гильдии – это такой же «Кинопоиск» только по документальному кино. Мы создаем базу данных, систематизируем информацию, чем дальше – тем круче. Вбивай название фильма в строке поиска и найдешь всё – какие призы, у кого права, кому позвонить, кому написать. Это вот наша третья идея – общая база данных всего поля неигрового кино.

Андрей Апостолов. А гильдия осуществляет миссию такой точки консолидации дока всей страны, площадки творческого обмена?

Евгений Григорьев. Мы еще слабенькие для этого. Да и нет задачи стать такой точкой сборки, мы, скорее, точка входа. Смотри, вот еще одна инициатива, уже подписанная, – контракт с Canon. Ни у одного бренда, ни у одной из иностранных производящих компаний, ни у кого из власти внутри страны не было точки входа, через которую можно было бы говорить со всем сообществом. В индустрии должен появиться игрок, который соединяет концы. Мне вот по пять раз в неделю звонят с просьбой найти монтажера для документального фильма, а я понимаю, что это просто на сайте должно быть: список со статусом «свободен/занят». Мы «брачным агентством» должны стать – такая централизованная инстанция-посредник в поле дока, которая всех женит.

Андрей Апостолов. Сейчас в обществе, в культуре намечается поляризация взглядов, идеологий, методов и т.п. Скажи, в документалистике ты чувствуешь такую тенденцию? Ну, скажем, какое-нибудь условное деление на вгиковцев и «разбежкинцев»?

Евгений Григорьев. Напряжение есть, но оно не эстетическое – все крутится вокруг госденег невозвратных, и только. А, в принципе, главная беда – она у всех общая. Отсутствие зрителя. Мы перестали думать о зрителе и потеряли его. Вот мы сейчас киноклубную сеть развиваем, привлекаем людей, такое донкихотство немножко, но этим необходимо заниматься. Дистрибьюцией занялись, но не для заработка, просто хотелось показать, что дистрибьюция дока возможна в принципе. И это такая невидимая работа бесконечная, и никто нам спасибо не говорит, нам постоянно говорят, что мы чего-то должны и где-то недоработали. И это, мне кажется, главная проблема. Я не хочу сказать, что сообщество гнилое, мы просто разучились спасибо друг другу говорить. Ну что, трудно позвонить и поблагодарить за пресс-релиз или написать хотя бы в Фейсбуке? И когда мне сейчас говорят: «Вы, молодежь, что-то не так делаете», я отвечаю: «У вас было восемь лет, чтобы что-то сделать. Поэтому присоединяйтесь и давайте делать вместе».

Андрей Апостолов. Знаешь, насчет зрителя. Я побывал в прошлом году в твоем родном Екатеринбурге на фестивале неигрового кино «Россия». Совершенно умопомрачительное впечатление в этом смысле: с десяти утра в будние дни на отечественном авторском доке переполненный зал – и не пенсионеров, а молодежи. Абсолютный шок после Москвы.

Евгений Григорьев. Этот фестиваль и заставил меня в документальное кино прийти, я же там в пресс-центре работал восемнадцатилетним пацаном, классиков слушал… И кстати о фестивалях. Сейчас они – просто ярмарки тщеславия, а должны быть индустриальными игроками. Должны быть денежные призы, технические призы, договоры об эфирном времени.

«Павлик – мой бог», режиссер Евгений Григорьев. Фото Алексея Лукьянова

Андрей Апостолов. Скажи, а ты хотел бы заняться каким-нибудь документальным нацпроектом, сделать что-то подобное олимпийскому проекту Сергея Мирошниченко?

Евгений Григорьев. Сергей Валентинович меня не позвал. Я очень хотел, почел бы за честь. Как я понял, он подумал, что я занят… Хотя он звонил мне, просил оператора. И я Артема Анисимова, своего любимого оператора, отдал ему, и он остался очень доволен. Думаю, у них хорошее кино получилось.

Андрей Апостолов. Ты про оператора сказал, и я сразу вспомнил, что у тебя в титрах никак не уточняется, кто из вас режиссер и кто – оператор. Это принцип твой – оператор как полноценный соавтор?

Евгений Григорьев. Конечно. Мне с ним фантастически повезло. Знаешь, это принцип еще и потому, что мне неинтересно делать что-то одному. Я очень долго спортом занимался, бегал на лыжах, до «первого взрослого» добегался. Вот там я был один и устал, видимо. В кино я как раз от этого сотворчества кайф получаю.

Андрей Апостолов. Мы вспомнили фестиваль «Россия». У меня такое ощущение, что ты один из редких сегодня в нашем кино городских патриотов. Что для тебя Екатеринбург?

Евгений Григорьев. Я там в первый раз влюбился. Я там в первый раз увидел фильм документальный – Андрея Анчугова, моего первого мастера. (Достает из сумки книгу Александра Иванова «Ёбург».) Еще вопросы? (Смеется.) Вот тут все написано, правда, на заказ и левой ногой. А вообще, честно говоря, я городами не мыслю – Москва, Екатеринбург, Нью-Йорк... Для меня города – это люди. В Екатеринбурге у меня есть Сережа Бобунец из «Смысловых галлюцинаций» – родной мой человек. Он уже написал трек к финальным титрам моего короткого метра, возьми – послушай. (Протягивает телефон с наушниками.)

Андрей Апостолов. Спасибо за эксклюзив. Мне книга Иванова вот что напомнила: Выборг, «Окно в Европу», мы с тобой вышли с показа «Географ глобус пропил», и ты был ну если не разочарован, то не в восторге, мягко говоря. Нет здесь какой-то ревности «уральского аборигена»?

Евгений Григорьев. Когда я прочитал «Географа…», я сразу же кинулся звонить всем и кричать, что хочу это снять. Но его тогда уже купили. Я Ивановым наслаждаюсь, влюблен в него окончательно и бесповоротно за «Географа…» и «Золото бунта», этот роман тоже, кстати, уже купили. Мне и «Ёбург» посоветовали почитать, чтобы потом фильм сделать. Но здесь я фильма не вижу. А вообще я про охранников хочу сделать фильм. Первый титр: «В России полтора миллиона охранников». Мне жалко – полтора миллиона взрослых здоровых мужиков что-то охраняют. Это трагедия страны. Две трагедии: алкоголь – и про это мой короткий метр – и утилизация мужской созидательной силы, мужской энергии.

Андрей Апостолов. Ты сам в связи с Екатеринбургом переходишь к теме свердловского рока. Давай тогда пару слов про твой «Про Рок». Это программный фильм для тебя?

Евгений Григорьев. Я не знаю, но это чертовски важный для меня фильм. Я его четыре года делаю и понимаю, что его нельзя снять, закончить нельзя, можно снимать бесконечно, поэтому осенью этой все же прекращаем съемки. Это кино о том, почем цена творчества и независимости. Это самое осознанное мое кино, поэтому так сложно. Если не знаешь, что сказать, лучше рекламу снимать. Там за тебя уже смыслы придумали.

Андрей Апостолов. Да, кстати, насчет рекламы. В одном из интервью ты говорил, что не бедствуешь, поэтому реклама и клипы тебе не нужны. Это примерно 2004 год. После этого ты снимал много рекламы и клипов. Начал бедствовать или пересмотрел отношение?

Евгений Григорьев. Расходы выросли. Ребенок родился, квартиру нужно было снимать, так что да, стал бедствовать. (Смеется.) Но была не только материальная необходимость – еще и профессиональная. В рекламе ты обязан быть внятным и точным, и это очень дисциплинирует. Там голый профессионализм, очищенный от всего – от открытых финалов и прочего. Я иногда мечтаю, чтобы в кино – не важно, в игровом или документальном, – работали такие люди, как те, с кем я делаю рекламу. Вторые режиссеры, «светики», администраторы. Я прихожу в восемь утра на съемки, ко мне женщина подходит, которую я в первый раз в жизни вижу, и спрашивает: «Евгений Александрович, а вы омлет с чем хотите?» – после этого нельзя плохо снимать. Ведь это отношение ко мне что значит? Мы сейчас все работаем, чтобы у тебя, режиссера, все получилось. Работа в рекламе нужна мне и для того, чтобы внятным приходить в «Гоголь-центр», таким же готовым и собранным. В рекламе у меня нет возможности сказать: «Подождите, мне надо подумать, давайте отложим…» Я в театр хочу приходить с тем же ощущением: нет такой возможности – здесь одиннадцать человек, которые тратят время своей единственной жизни на мой замысел, и я обязан быть предельно убедительным и сосредоточенным. Но я в этом месяце уже от четырех реклам отказался из-за «Сталкера». И еще по одной причине – у них там дети везде заняты. Я с детьми работать умею, но здесь я понимаю, что мамы ими торгуют, и не могу за это браться.

Андрей Апостолов. Вернемся к твоему проекту «Про Рок» о свердловском роке: для меня этот фильм важен своей кажущейся несвоевременностью. Ты затеял такой крупный проект про современный рок в то время, когда рок как центр культурного притяжения все давно похоронили и даже помянуть успели уже неоднократно.

Евгений Григорьев. Для меня это в первую очередь очень личное кино – про людей, с которыми я вырос. Я Сергея Бобунца знаю с 1997 года, когда еще не было «Вечно молодой, вечно пьяный», когда ничего еще не было. Я и «Про Рок» придумал после разговора с Сережей по телефону. Было такое место – J22, второе после Свердловского рок-клуба, оттуда Юля Чичерина и «Смысловые галлюцинации» вышли. Это было место силы. Я там слушал музыку и не понимал, почему ее до сих пор не слушает вся страна.

Андрей Апостолов. Но ведь рок – это еще канал протестных настроений, высказываний о насущном и наболевшем.

Евгений Григорьев. О чем они могли петь-то после 98-го года? У каждого квартира, машина, семья, заграничный паспорт, все круто. Им не с чем было бороться, поэтому их всех Шнур и сожрал. Сейчас рок начнется, вот сейчас. Когда нельзя ничего, когда х… сказать нельзя, будем теперь «ухо» говорить. Вот теперь начнется опять «Скованные одной цепью». Хотя я сам мат в кино и на сцене не люблю и нигде у меня его нет, но ведь иногда мат – это поэзия. У Вани Вырыпаева, например. Я же очень хотел «Кислород» снимать, когда спектакль посмотрел. Я ему первый сказал, что это кино, и мы с ним тогда уже обсуждали, что это будет фильм из десяти видеоклипов.

Андрей Апостолов. Вот у тебя «Про Рок», гильдия, театр, игровой проект… Ты как-то приоритеты для себя расставляешь? Что для тебя сейчас на первом месте?

Евгений Григорьев. На первом месте? Семья. Однозначно.