Плоть и ложь. «Взгляд тишины», режиссер Джошуа Оппенгеймер
- №3, март
- Дмитрий Десятерик
В 2003 году американо-датский документалист Джошуа Линкольн Оппенгеймер во время путешествия по Индонезии познакомился с местным окулистом Ади Рукуном. Ади родился в 1968-м, спустя два года после того, как его старшего брата Рамли убили проправительственные «эскадроны смерти». Тяжело раненному Рамли удалось бежать и добраться до дома, но бандиты забрали его вновь, и он не вернулся – был казнен на берегу Змеиной реки. Рамли стал одним из по меньшей мере миллиона человек, истребленных без суда и следствия в борьбе с коммунистами, проводимой режимом генерала Сухарто в 1965–1966 годах.
В «коммунистах» оказались не только левые активисты, но и жители бедных предместий, интеллектуалы, члены профсоюзов, а также все китайцы, независимо от их идеологических предпочтений. Армия перепоручала расправы гангстерам или проправительственным активистам. Диктатуру Сухарто поддерживали США.
Через девять лет после встречи с Ади Рукуном Оппенгеймер снял документальную драму «Акт убийства» (The Act of Killing, 2012), в которой предложил ветеранам «эскадронов смерти» (себя они называли «преманы» от искаженного английского free man – свободный человек) реконструировать сцены пыток и убийств на съемочной площадке. Главным героем «Взгляда тишины» стал сорокачетырехлетний на тот момент Ади Рукун.
Обрамляющий кадр «Взгляда тишины» – дальний план двух грузовиков на ночной дороге; едут, раскачиваясь и стреляя фарами, в желтом свете мечутся тени людей, шума моторов не слышно: слишком далеко. Тишина, впрочем, здесь всегда заметна.
В таких машинах везли людей на смерть в 1965 году.
«Взгляд тишины» – фильм об оптике и о времени. Ади путешествует по округе и подбирает очки своим клиентам. Лечит и убийц, и семьи убитых. Расспрашивает о прошлом, которое не хотят вспоминать ни одни, ни другие.
Снимая «преманов» в «Акте убийства», Оппенгеймер сумел пробудить в них инфантильную непосредственность, с которой они хвалились своим беспределом и воспроизводили пытки в кичевой постмодернистской эстетике и бесхитростной игре[1]. Во «Взгляде тишины» вызов намного сильнее, потому что традиционная диалогическая форма служит здесь уникальной задаче: свести жертв и палачей лицом к лицу в прямой и небезопасной конфронтации. Макабрический водевиль «Акта…» развоплощает убитых, тогда как «Взгляд тишины» дает им лица, имена и судьбы, а убийцы теряют свое ролевое обаяние, представая теми, кто они есть: варварами и психопатами. Если в картине 2012 года они твердят о сумасшествии, о внутренних демонах, о психиатрической помощи, то во «Взгляде тишины» делятся испытанным народным средством – чтобы уцелеть умом, достаточно пить кровь казнимых, «соленую и сладкую одновременно».
Каждое появление Ади в кадре подчеркивает его взрослость. Он ведет себя с невероятным достоинством, куда бы ни пришел и что бы ни услышал. Он невозмутим, но не безучастен. Он – идеальный расследователь. Один из убивавших в 1965-м говорит: «Ваши вопросы слишком серьезны. Я не люблю такие». Глубину вопросам среди прочего придает взгляд. Вокруг этой оси – взгляда Ади, молчаливого и внимательного взгляда взрослого человека, – организована образная система фильма.
На одном ее краю – крошечные живые объекты, подпрыгивающие от внутреннего напряжения личинки бабочек, которые никак не могут трансформироваться, перейти в следующую возрастную стадию. На другом краю – отец Ади, странное существо, в свои сто три года утратившее связь с реальностью, но считающее себя шестнадцатилетним и поющее непристойные песенки о ком-то, кто «так сексуальна».
«Взгляд тишины»
Между этими крайними полюсами – мать Ади, разговаривающая с личинками на ее ладони, и его маленькая дочка, которая пукает и смеется, чтобы скрыть конфуз. И – один из убийц, также впавший в спасительное слабоумие (его дочь – единственная из круга «преманов», принесшая искренние извинения). А также описания того, как убивали Рамли, вплоть до того, что именно, чем и каким образом отрезали. Есть тут и многочисленные пациенты, страдающие расстройством зрения не меньше, чем избирательностью памяти, и состарившийся головорез с круглыми красными проверочными оправами на дергающемся лице. Оптика здесь понятие не менее биологическое, чем политическое или кинематографическое. Что значит лучше видеть? Правда в теле. Правда есть в костлявых ногах и в дряхлом туловище пруклятого долголетием отца. Оппенгеймер подробно показывает то, как старика бреют, моют, фиксируется на его изношенной физиологии. Тело – единственное свидетельство, которое нельзя подделать, от которого не отвертеться. Указывается точный возраст большинства героев. Мать вспоминает, что у отца начали выпадать зубы после убийства Рамли. В следующей сцене уже дочь Ади рассказывает, как ей вырвали молочный зуб, и тут же на столе подрагивают личинки, как диковинные живые зерна. История записывается на телах столь же безостановочно, сколь машина в «Исправительной колонии» Кафки вырезает приговор на коже осужденного[2].
Историческое и персональное время Ади сообщаются сквозь зону неопределенности, безбытийной пустоты: два с небольшим года, отделяющие его рождение от гибели брата. Ади рожден во спасение родителям; он пытается осмыслить смерть того, кого никогда не знал, того, кто присутствует в его жизни, не присутствуя в ней. Понять, как и почему умер Рамли, для Ади означает понять и себя. Однако пропаганда прячет убитых за идеологическим бредом и взыскует безвременья. Остановить историю в поддельном моменте торжества, скрыть трупы, стереть кровь, подменить причины. Вершина – архивная запись 1968-го (год рождения Ади) – чудовищный репортаж NBC, где один из местных чинов складно и серьезно толкует: «Они сами просили убить себя».
«Взгляд тишины»
О своем постыдном опыте общество молчит столь же выразительно, сколь отдельные люди гордятся содеянным. В слове «look» заложены симметричные смысловые векторы: взгляд – и образ, внешность. Оппенгеймер находит множество способов визуализировать тишину: бессловесные хлопоты матери Ади, камера, которая скользит «восьмеркой» при молчащих собеседниках, тягостные паузы в очных встречах с палачами, летучие мыши, мечущиеся в вечернем небе, пронизанные стрекотанием цикад джунгли, безмолвные пейзажи Змеиной реки.
Взгляд тишины – это буквально то, как Ади смотрит видео с признаниями убийц. А еще та бездна, которая обязательно посмотрит в ответ с веселым вызовом или раздраженным непониманием глазами соседа, потрошившего односельчан полвека назад.
Зловещие грузовики продолжают движение. Столетний старик бормочет песню о сексуальной красотке. Бабочки не выходят на свет, как бы их ни заклинала мать. Ади и Джошуа не получают своих ответов. Они получают фильм, это их поступок: человек с камерой способен повлиять не на историю, а на восприятие истории.
Кино – взгляд оттуда, где глаз не осталось.
[1] The Асt of Killing можно перевести как «игра в убийство». См. также: Новоженова Александра. Убийство без жертв. – «Искусство кино», 2013, № 9.
[2] Любопытно, что телесность – мотив, вообще свойственный изощренным режиссерам Юго-Восточной Азии. См.: Десятерик Дмитрий. Венеция-2001: Дорога цветов. – «Искусство кино», 2002, № 4.
«Взгляд тишины»
The Look of Silence
Автор сценария, режиссер Джошуа Оппенгеймер
Оператор Ларс Скри
Музыка: Сери Бананг, Мана Тахан
Final Cut for Real, Making Movies Oy, Piraya Film A/S, Spring Films, Anonymous
Дания – Норвегия – Финляндия – Индонезия – Великобритания
2014