Пресс-конференция по фильму «Спасение». Печатается с сокращениями.

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Вчера я подумал: может, стоит снимать фильмы хотя бы ради того, чтобы иметь шанс приехать на «Кинотавр», показать их товарищам, повидать всех.

МАРИЯ БЕЗРУК, газета «Трибуна». В «Спасении» замечательный саундтрек – и песня, и сочинение для гитары, которое звучит над горами. Эта музыка была написана специально для фильма или вы ее просто нашли и адаптировали к видеоряду? И еще: в ваших предыдущих картинах доминирующую роль играли ваши тексты. Здесь – напротив. Третий вопрос – о последней фразе, которую произносит героиня. В какой момент вы пришли к осознанию того, что Бог есть, и почему именно сейчас вы захотели этим знанием с нами поделиться?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Композитор этого фильма – Андрей Самсонов. Широкой публике он известен как саундпродюсер альбомов Земфиры, Бориса Гребенщикова и других удачных проектов. Именной стипендиат королевы Великобритании. Он также выступает с Ником Кейвом в Лондоне. Он наш старый друг, и для меня большая честь, что он пишет музыку уже к третьей моей картине. Конечно, специально для нее. Но песня создана не Андреем Самсоновым, а Казимиром Лиске – актером и музыкантом. Я даже могу похвастаться, что вначале поет он сам, а потом вступает группа «Сахар», в которой я тоже участвую. Это наша московская группа, мы много выступаем, у нас и спектакль есть.
Слов тут тоже оказалось немало – две сцены, но они большие, по пятнадцать минут. Я драматург и, наверное, только со словом в основном и умею работать. Это моя профессия и стихия. А здесь так получилось… Чтобы оно прозвучало, нужно какое-то время, накопление чего-то. Вероятно, фильм опять про слово получился.
И третье. Это не я, а героиня говорит, что Бог есть. После текста про инопланетян. Имеется в виду, видимо, что, несмотря на то что они имеются, Бог тоже есть. Мне не хочется дальше расшифровывать, потому что это, наверное, и есть сегодня основная проблема, с которой столкнулось наше общество: черное или белое? А мир-то странный, все в нем взаимосвязано, он разный.
Когда я делал этот фильм, не думал, что он про религию. Бог – это такое заезженное слово, которым часто спекулируют. Непонятно, что мы имеем в виду под этим. Бог ведь это всегда личный опыт, который переживается человеком в глубине своего сердца. Это трудно обсуждать. Для меня фильм скорее о коммуникации. Главная тема, повестка сегодняшнего дня в мире и в России – коммуникация. Контакт между людьми – вот самая важная тема.

ОЛЬГА КАСЬЯНОВА, журнал «Сеанс». Как я понимаю, вначале проект выглядел совсем иначе. Вы говорите, что у вас не было задачи говорить о религии, но изначально в картине должны были быть монологи церковных деятелей и даже далай-ламы – вы брали у него интервью. Все-таки почему все редуцировалось в такую камерную историю?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Попробую объяснить, как я работаю – и в театре, и в кино. Ключевым элементом для меня является тема, а вот через что она выражена, всегда имело второстепенное значение. Эта тема возникла шесть лет назад. Сценарий выглядел по-другому, но мы сделали ровно тот фильм, который и хотели сделать. Так что сюжет – это не фильм, а способ выражения темы. Уже хватит искусства!
Заниматься искусством – и в театре, и в кино – мне сегодня неинтересно. Это просто средство. У нас уже нет времени, мы должны включиться в то, что происходит. Мы же находимся на пороге катастрофы. Да, я встречался с его святейшеством далай-ламой, с Кеном Уилбером, с очень интересными людьми. Но, во-первых, бюджет сократился даже не вполовину, а чуть ли не в десять раз. И я не смог реализовать тот сценарий, который тогда у меня был. Во-вторых, я очень рад, что бюджет так сократился, потому что картина упростилась. И тому, что у Светланы Кучмаевой и Сергея Зернова я нашел поддержку. Мы просто хотели высказаться. Мне, честно скажу, этот вариант показался лучше, чем тот, что я задумывал. Он более лаконичный.

ВИКТОРИЯ БЕЛОПОЛЬСКАЯ, модератор пресс-конференции. Вы сказали, что мы находимся на пороге катастрофы, – что вы под этим подразумеваете? И вопрос к Светлане: что случилось с бюджетом?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Для Вселенной нет катастрофы. Основная проблема, которая сейчас встала перед людьми, – то, что технологии значительно опережают наше понимание. Человечество оказалось не готово к телевизору. За еду, деньги, территорию и нефть люди убивают друг друга, как будто мы живем в средневековье. Но тогда были только копье и лук. А сейчас технологии такие мощные, что если наше осознание мира не успеет приблизиться к тому, что мы разрабатываем и производим, то мы просто исчезнем как вид. Мы все обсуждаем войны – на Украине, в других странах… Но не следим среди прочего за экологией. Наверное, вы знаете, что сейчас происходит в Арктике и других местах. Этими проблемами мало кто занимается, думая, что это нас не очень касается. Главное – что на Донбассе, сейчас не до Арктики. Но даже если у тебя миллиард долларов и ты купил остров, чтобы спастись, его скоро просто затопит.

СВЕТЛАНА КУЧМАЕВА, продюсер фильма «Спасение». Про бюджет – коротко. У нас были европейские, очень серьезные партнеры. Потом началась война на Украине, и в одночасье все остановилось, хотя мы до сих пор в прекрасных отношениях. Я была в ужасе, не знала, как мы будем снимать, оставшись с предельно маленьким бюджетом. Ваня нашел ход, и я поначалу очень волновалась за результат. Но когда посмотрела первую сборку, поняла, что это кино. Да, у нас есть вещи,
которые не вошли в картину. Ваня в Тибете встречался с далай-ламой, очень интересные кадры. Мы еще используем тот материал, который у нас отснят.

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Сегодня интеллектуалы всего мира как-то объединяются, чтобы ставить вопросы, сигнализировать тем, кто имеет власть и деньги. Они скоро просто не пригодятся, если мы срочно и серьезно не займемся выстраиванием адекватных коммуникаций.

«Спасение»

СУСАННА АЛЬПЕРИНА, «Российская газета – Неделя». Поскольку фильм называется «Спасение», мне интересно спросить вас, Полину Гришину и Казимира Лиске о том, что вы вкладываете в это понятие.

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Для меня «Спасение» – немного ироничное название. Понятно, что мы все подразумеваем под спасением, – как будто мы не удовлетворены тем, что происходит, и ищем что-то лучшее. К сожалению, повестка настолько сузилась, что будешь повторять одни и те же слова: контакт, связь всех со всеми и со всем.
У нас в стране ментально выстроена особая конструкция. Бог – наверху, потом – царь и дальше вся эта вертикаль. Под духовностью мы понимаем вертикальность. Когда говорим о Боге, как будто к кому-то наверху мысленно обращаемся. Он есть где-то там. «Вот фильм, который достоин небес. А это – фильм такой, горизонтальный». Но Вселенная не имеет горизонта и вертикали, она везде. Поэтому, если сегодня система устроена только как вертикальная, она не работает. Так и в политике. Система жизни у нас в России только вертикальная – она не будет работать. Жизнь – это вверх, вправо, влево, вниз. Это целостность, взаимосвязь, коммуникация. Что такое для меня спасение? Это когда ты ощущаешь себя процессом, чувствуешь себя частью его, ощущаешь свое влияние на него. Ты берешь себя в руки, берешь ответственность за свою жизнь.

КАЗИМИР ЛИСКЕ, актер и композитор фильма «Спасение». Поездка в Тибет – в каком-то смысле, наверное, спасение. Темы контакта, спасения – они, конечно, повторяются, важны не только в этой картине, но и в других спектаклях и проектах, которые мы делаем. Главный месседж: все, что нам нужно, на самом деле находится рядом. Здесь и сейчас. Главное – героиня нашла все, к чему она и так шла, но просто не знала, как это должно выглядеть. В Польше она не видела зримых проявлений чего-то важного для нее. А ушла из своего мира, чтобы к нему же и вернуться. Спасение – это возвращение к себе. Героиня возвращается.

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Отвечу про театральность. Вчера я впервые увидел свой фильм на большом экране. И когда смотрел, думал: «Так, скучно, скучно, скучно, но скоро они начнут говорить. Только бы дотянуть до того места». Конечно, там, где слово, мне лучше, чем там, где камера. Я там в большей безопасности.

КАЗИМИР ЛИСКЕ. Даже на английском языке?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Какая разница? Было так: я написал проект на русском языке, потом Казимир перевел его на английский, мы сыграли на английском, потом снова перевели на русский.
Виктория Белопольская. Авторский голос в качестве voiceover добавляет в фильм еще одного героя. Вы подумали о том, что последствия вашего авторского перевода будут таковы? Что этот герой – почти Бог.

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Если принять за утверждение, что Бог есть всё, тогда о’кей. Да, конечно, я подумал об этом. Таков замысел. Но у фильма две версии, есть еще и без моего закадрового голоса, она будет показана за рубежом. Тоже интересный опыт, как будто два разных фильма.

НЭНСИ КОНДИ, киновед, университет Питсбурга (США). У меня вопрос к Полине. В картине у вас две встречи. Вторая – с американцем. Мне понятно, что и вы, и он берете от этих разговоров – материал для размышления. Но первая встреча – с хипстершей, опоздавшей лет на сорок... Диалог замечательный, интересный, занятный. Но ваша героиня, неоднозначная фигура, мне показалось, ничего не вынесла из него. Это был никчемный разговор.

ПОЛИНА ГРИШИНА, исполнительница главной роли в фильме «Спасение». Нет, я так не считаю. Все эти встречи помогают моей героине идти туда, куда она приходит. Я абсолютно уверена в том, что в этом диалоге раскрывается главная тема фильма.

ЛИЛИЯ НЕМЧЕНКО, киновед, фестиваль «Кинопроба» (Екатеринбург). Скажите: если не Тибет, есть ли еще какие-то направления, решения вопроса избегания катастрофы? Тибет – на самом деле такая попсовая история, очень многие туда уходят. Для вас он принципиален? И есть ли какие-то другие направления?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. В этой картине как раз показывается, что Тибет не является спасением. Не важно, куда ты едешь. Важно, еще раз повторюсь, как ты выстраиваешь коммуникации. Я тоже раньше думал, что духовность – это что-то такое сакральное, находящееся «где-то там». А теперь понимаю: это то, как ты ешь, как ты общаешься с людьми, со своей женой, с семьей, то, как ты конструируешь отношения с другими странами. Можешь ли ты позволить человеку быть таким, какой он есть? Иметь свое мнение, с которым ты не согласен?
В России мы совсем не умеем принимать другого, другое. Не готовы дать возможность тому, с кем ты не согласен, быть услышанным и проявить себя. Эта проблема перед нами стоит постоянно. Было бы наивно думать, что можно куда-то уехать, где есть духовность. Что она находится, например, в Гималаях. Там есть энергия, но это другое дело. В городе люди оторваны от энергии природы и поэтому иначе начинают развиваться, теряют контакт с жизнью как таковой. Я зимой месяц провел в Нью-Йорке. Если ты живешь на тридцать пятом этаже, у тебя нет контакта с землей, и это очень тяжело, ты будто потерян. А в Тибете… мы полтора месяца снимали фильм, и все были полны сил, энергии. Это был отпуск, хотя велись тяжелые съемки.

КАТЕРИНА МИГУЛИНА, издательский дом «Собеседник». Мне не хватило истории героини. Почему она выбрала такой путь, будучи молодой, красивой? Я правильно понимаю, что Полина Гришина не актриса, а художник? Это ее дебют? И еще вопрос. Насколько была необходима сцена в туалете?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Вам тяжело это воспринимать, да?

ВИКТОРИЯ БЕЛОПОЛЬСКАЯ. Я вот люблю эту сцену. Мне кажется, там, где о духе, обязательно надо что-нибудь конкретное сказать про тело.

ПОЛИНА ГРИШИНА. Да, я – театральный художник. Училась у Дмитрия Анатольевича Крымова, на его экспериментальном курсе, где вместе занимаются и актеры, и режиссеры, и художники. После этого работала как художник в театре у Ивана Вырыпаева. Мы выпустили спектакль «Петр и Феврония Муромские». Однажды Ваня позвонил и предложил мне эту роль.

КАТЕРИНА МИГУЛИНА. Почему героиня выбрала такой путь? Вам Иван рассказывал историю героини?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Мы здесь входим в сюжет… Можно сериал тогда снимать. В фильме фокус смещен совсем на другое. Почему она выбрала этот путь – понятно. Почему люди идут в монастырь – это отдельная история. В глазах этой героини видно, что она человек, который ищет. Приходит время, и внутри человека что-то открывается, просыпается. Этот поиск – трагический, смешной, глупый, тяжелый. Но от него нельзя избавиться. Это не зависит от воли самого человека. Не он решает, когда ему начать искать свой духовный путь. Вселенная так захотела.
Я живу в Польше, готовился к фильму много лет, сам жил в католическом монастыре. Конечно, в основном в католические монахини сегодня идут девушки из деревень. Молодежь не интересуется религией, постмодернистское сознание не принимает религиозный институт. И в Польше, очень католической стране, монахини – ни в коем случае не хочу их обидеть – по большей части девушки необразованные. Или с трудной судьбой, или с очень большой травмой, или родители их туда привели. И очень редко, конечно, сегодня встретишь двадцатипятилетнюю девушку, которая сознательно идет в монастырь. Наша героиня – из таких. Это не тот случай, когда ее изнасиловали в детстве или что-то такое. Зрителю сразу заявляется, что она относительно благополучный человек. По ее глазам понятно, что для нее нет проблемы неверия или веры, у нее совсем другая проблема – как раз поиск коммуникации.

КАТЕРИНА МИГУЛИНА. Про сцену в туалете, пожалуйста, расскажите.

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Если я вас правильно понимаю, сегодня все хотят эпатировать. На экране и на сцене то раздеваются, то писают, то еще что-то подобное делают. И здесь вы тоже почувствовали: я хочу создать остроту – монашка писает. Так, да?

СВЕТЛАНА КУЧМАЕВА. Когда Ваня решил снимать эту сцену, я спросила: зачем? Он сказал, что хочет показать монашку как реального, живого человека. Это важно. Мы обычно видим в фильмах монахинь, облаченных в глухую черную одежду. Они ведь тоже раздеваются, меняют трусы, спят.

МАРИНА ЕРЕМИНА, газета «Платановая аллея», Сочи. Почему вы избрали именно католическую церковь и не обратились к православию, что было бы совершенно понятно? Вы сразу хотели заявить о себе на международной арене? Выйти за пределы России, чтобы не было прямого указания на то, что это российский фильм с острыми проблемами, которые существуют и в современной православной церкви?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. В православной церкви понятие «миссионерство» не имеет такого значения. Есть миссии, но самостоятельного движения не существует. Я был в Тибете и увидел католический монастырь – так родился сюжет. С православием он не был бы возможен. Могу еще так ответить: это как у Шекспира, похожий прием. Шекспир разворачивал свою историю в Дании, не в Англии. Так лучше и, точно, безопаснее.

«Спасение»

СВЕТЛАНА ХОХРЯКОВА, «Московский комсомолец». В один год вышли «Ида» Павликовского и ваша картина. Какие ощущения вы испытали?

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. В январе в Нью-Йорке мы репетировали новый спектакль. Кстати, наш фильм был уже готов. Мы пошли посмотреть «Иду». И обомлели. Согласитесь, Польша – маленькая страна, и два режиссера снимают про то, как монашка, сестра Анна, выходит из монастыря. Очень похоже. Скажу больше. Моя жена, Каролина Грушка, пробовалась у Павликовского на главную роль. Я спросил ее, почему она мне не рассказала. Она говорит: мне в голову не пришло, что «Спасение» и «Ида» так соотносятся друг с другом – это настолько разные вещи. Но там героиня идет – и тут идет... Фильмы совсем про разное, однако сходство мотивов, безусловно, есть, и весьма сильное. Вначале мы, конечно, расстроились. Но мне очень понравился фильм и сам режиссер Павликовский. Хочу показать ему нашу картину, когда мы поедем на Варшавский кинофестиваль. Я решил так: буду говорить, что «Спасение» как бы продолжение «Иды». У него блистательный фильм, у меня – скромный.
Фильм про то, что в конце концов героиня все-таки узнала, что Бог – это не только отец, находящийся где-то в церкви или на небесах, а кто-то, находящийся везде. Вы не можете на улице встретить Бога, вернее, вы его встречаете каждую секунду, он и сейчас здесь. Он – в этой бутылке, в туалете, в Освенциме. Он – и там, где нечистоты, и там, где прекрасная картина или красивый пейзаж. Не существует во Вселенной места, где его нет.

ВИКТОРИЯ БЕЛОПОЛЬСКАЯ. Честно говоря, я поняла так: героиня – человек, потерявший веру. И поэтому она отправилась в Тибет.

ПОЛИНА ГРИШИНА. Нет, она ничего не потеряла. Просто стала монахиней. Люди такое делают – это как концепция, как путь, который они выбирают. Когда она туда приехала, она абсолютно освободилась.

ИВАН ВЫРЫПАЕВ. Сегодняшняя проблема – это конфликт между постмодернизмом и традиционализмом. Возникает некая связь человечества с сакральным. Когда мы достигаем этого сакрального, обязательно появляется обряд, например литургия, – как способ достижения сакрального. Возникает определенная традиция. Дальше мир развивается, поскольку это динамичная перспектива. И обряд обязательно должен претерпевать изменения, это неизбежно, просто так устроена Вселенная. Но человек боится изменений, потому что думает, что за ними последует не только разрушение обряда, но и потеря Бога.
Проблема русской православной церкви – для меня – сегодня заключается в том, что она не может быть гибкой по отношению к чему бы то ни было. Не может принять даже известные, научно доказанные факты, просто боясь того, что если примем одно, то развалится все остальное, разрушится сакральность. Бог не является чем-то отдельным от своего творения, в то время как православная доктрина до сих пор утверждает, что творения Бога и Бог – отдельны. Это противоречит всем научным фактам. Тогда что делать молодому человеку, который видит противоречия и не знает, как ему быть. Ему на это отвечает постмодернизм: «Да брось ты все это, это просто ерунда, все эти попы». И он вместе с водой выплескивает ребенка. Вот основная проблема, мне кажется. Чтобы сегодня сохраниться, нужно понять, что такое сакральность, как может быть гибким ритуал и на чем мы можем построить коммуникацию. А можем мы ее построить только на одной системе под названием Живое.