Беседу ведет Нина Зархи. 

НИНА ЗАРХИ. Как возникла «Любимовка»? Одновременно с «Театром.doc»? 

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Сильно до. Это коллективный проект драматургов. Славкин, Казанцев, Рощин, Гуркин. Драматургия была не востребована. Поначалу это был больше конкурс, лаборатория, чем фестиваль, где собирали пьесы молодых драматургов, читали их, обменивались мнениями в профессиональном кругу. Это был клуб драматургов. Зрители там не предусматривались.

НИНА ЗАРХИ. И начиналась все именно в Любимовке?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да, в имении Любимовка, принадлежавшем когда-то Станиславскому. Только с 2001 года проект переехал в Москву. И постепенно стал немного меняться. На читках стали появляться не только участники, но и зрители.

НИНА ЗАРХИ. Но как вы молодых драматургов заполучили? Кинули клич, написали в Тольятти, Минск, Екатеринбург?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Через СТД. Секция драматургии. Тогда не было еще никакого Интернета, пьесы присылались в машинописном виде. Пока письмо уйдет, пока придет…

НИНА ЗАРХИ. Но откликнулось сразу много народу по России?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да, но фестиваль не был таким массовым, как сейчас. Сегодня в конкурсе – в публичных читках, которые ставят режиссеры, – участвуют больше тридцати человек, а пьес нам прислали – семьсот.

НИНА ЗАРХИ. Люди пишут…

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да. Россия – пишущая страна. В отсутствие понятных социальных лифтов человек хочет стать знаменитым писателем, драматургом или поэтом… Это и заманчиво, и представляется возможным. В отличие от занятий биржей и перспективой стать миллионером. Человек думает: «А вдруг у меня есть талант, а я об этом не знаю, и никто об этом не знает, а на «Любимовке» узнают и оценят меня». Нашему проекту двадцать пять лет было в прошлом году, у нас был юбилей.

НИНА ЗАРХИ. Теперь у вас уже очень многие из тех, кто начинал, сами отбирают пьесы для конкурса. Павел Пряжко ведь тоже у вас начинал? И Иван Вырыпаев, и вы со Славой, с братом?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да, тоже в 2001 году. Пресняковы были на «Любимовке», на «Новой драме», но в целом уже благодаря деятельности Олега Лаевского, как-то по своей линии.

НИНА ЗАРХИ. Я посмотрела биографии участников, причем успешных, которых активно ставят. В основном это люди, которые уже одно какое-то образование имеют, далекое от литературы и театра. Теперь многие из них учатся в Екатеринбурге у Николая Коляды или сами преподают.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Школ драматургии у нас не так много. Наша традиция – это опыт драматурга-самозарожденца. Есть школа Коляды, которая поставляет процентов сорок, наверное, новых авторов – с Урала, из Сибири, с заволжской части России. Другие пробиваются сами благодаря таким конкурсам, как «Любимовка» или «Действующие лица». Например, тольяттинцы те же самые, к которым я принадлежу. Многие переезжают в Москву. По всей стране как бы сети такие есть. И «Любимовка» эту сеть поддерживает. В каждом крупном городе существует какой-то Центр драматургии и есть личность, вокруг которой собираются молодые пишущие люди. Мы поддерживаем связь с такими местными мастерами-энтузиастами, стараемся звать их в отборщики фестиваля и, таким образом, расширяем географию конкурса. Я помню свою жизнь в Тольятти – нам тогда очень помогала поддержка «Театра.doc» и «Любимовки». Эта поддержка – о, Москва! – что-то значила для тольяттинских чиновников, они под письма из столицы и приглашения на фестиваль давали деньги. Творческие союзы когда-то этим занимались. Сегодня мы все делаем сами, добровольно, потому что неравнодушные люди есть везде.

НИНА ЗАРХИ. По-советски выражаясь, на общественных началах?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да, «Любимовка» – волонтерский фестиваль. Драматурги приезжают, мы оплачиваем им проезд – плацкарту и расселение в Москве. Каждый год перед фестивалем встает вопрос: откуда брать деньги? Минкульт перестал нас поддерживать, мы, с их точки зрения, не тем делом занимаемся. Последние три года нас поддерживает лишь Фонд Прохорова. Как и NET, и «Территорию»…

НИНА ЗАРХИ. …журнал «Театр», НЛО, «Артдокфест».

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Но Фонд – это как бы софинансирование. Они время от времени спрашивают, нашли ли мы других партнеров-спонсоров, а мы им с грустью отвечаем: ищем, ищем.

НИНА ЗАРХИ. Вот вы отобрали конкурсантов, провели огромную заочную работу. Потом ребята приехали...

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. «Любимовка» – это конкурс и фестиваль. Отбор из многих сотен пьес со всей страны. Русскоязычных – из-за границы, из всех республик бывшего Союза. Поэтому у нас традиционно много драматургов из Украины, Белоруссии, есть и из Прибалтики. Отборщики читают все присланные пьесы, собирается шорт-лист. С авторами ведется работа. Мы их приглашаем, собираем офф-программу – из пьес уже заслуженных драматургов. Она дает «Любимовке» какой-то вес. У нас традиционно битком забит зал, на читки приходит очень много людей, там даже стоять негде. Невероятный интерес в Москве к «новой драме»: в этом году люди стояли на улице под дождем и слушали целый час через открытую дверь читку пьесы.

НИНА ЗАРХИ. Причем совсем неизвестного автора. Некоторые читки потом трансформируются в спектакли. Тем же режиссером.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да, именно. Многое потом переходит в спектакли. Как правило, метод перевода читки, сделанной за три-четыре репетиции, зависит от режиссера и его настроя. Мы не продюсеры, и у нас нет их механизмов. Мы каждый год подключаем каких-то новых режиссеров и следим за ними в Москве, но мы не можем приглашать режиссеров так, как драматургов.

У нас есть некий пул постановщиков, в которых мы верим, которые из года в год ставят читки. Это ведь тоже особое умение.

НИНА ЗАРХИ. Скажите, а какие жанровые предпочтения вы сегодня наблюдаете? Например, «Неровные кончики» Журавлевой… у меня аукнулись с первыми пьесами-монологами Ярославы Пулинович. Помню, я на читке услышала ее «Наташину мечту», мы ее сразу напечатали в «Искусстве кино». Исповеди… Как вам кажется, отчего эти монопьесы пошли, в которых даже и действие, в общем-то, не предусмотрено? Когда мы говорим с молодыми кинорежиссерами про «социальное», про мир вокруг, они недоумевают: «Нас это не интересует».

В коротком метре, в курсовых и дипломах нет цензуры. Но и в отличие от румын, поляков, венгров, сербов и многих других, почти никто из дебютантов не снимает, не думает про социальную реальность. И в отличие от авторов «новой драмы», про то, от чего нас всех сегодня трясет, они решительно не думают.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Дело в том, что кинематографическое сообщество на самом деле закрытое. Мы же берем драматургов практически с «поч­вы». Все наши авторы, режиссеры – не из какой-то элитной среды. Они не обсуждают каждый день поэтику Эйзенштейна. Они ходят по улице, заходят в обычные булочные и парикмахерские. Они и театром еще как бы не обработаны. Это уже вторая стадия – когда драматург начинает ставиться. Жить театром, читать других авторов… И наконец у него появляется пьеса – про театр, для сцены. Он становится более изощренным в структуре создаваемой вещи, но и менее жизненным.

А уже третья стадия развития такого драматурга – это когда он создает умственные конструкции. Ну вот не знаю… то, что Ваня Вырыпаев теперь делает. У него уже нет никакого быта. Совершенно. Только чистая мысль. Последняя пьеса Павла Пряжко – про колонизаторов Марса. Да и у Максима Курочкина люди перекидываются многоэтажными словесными конструкциями. Это уже третья стадия драматурга, который когда-то сидел на «почве» и описывал соседа-алкаша. Я слежу, как драматург проходит все эти стадии, и для нас ценна каждая из них.

Самое важное для начинающих драматургов – это услышать свою пьесу со стороны, воспринять ее на слух. Как она читается, как воспроизводятся реплики, правильно ли он написал интонацию, передал эмоцию словом, что меняется, когда актеры его произносят. Вот что для авторов главное. Это большая, сияющая, прекрасная морковка, которая всех влечет.

Очень важно услышать мнение профессионального сообщества об услышанном. Интересно быть среди своих, знать их оценки. Так происходит рост. И еще одно обстоятельство: есть на «Любимовке» когорта драматургов, которым все это уже не так важно. Они в основном представляют свои пьесы, используют «Любимовку» как площадку для презентации своих новых работ. Как на любом прилавке: «Вот появилась новая пьеса, не хотите ли ее поставить?» Потому что количество скачиваний пьес – в течение года с сайта «Любимовки» – огромное. Практически все завлиты российских театров нас читают. Весь шорт-лист, я точно знаю, прочитывают, и не раз.

НИНА ЗАРХИ. Кристина Матвиенко говорит в вашей дискуссии, которую мы напечатали в № 10: самое интересное – это личное, частное, только человек, только индивидуальный опыт. Но получается, что частный опыт ваших авторов действительно укоренен в жизни. И открывает время, постигает мир. А киноавторы понимают это свое, личное, частное как эскапистский уход от мира.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Вы знаете, тут, наверное, срабатывает сама природа театра. Кино – это все-таки визуальный образ, передача внутреннего состояния. В то время как пьеса – это всегда фиксация какого-то события внешней жизни. Через нее мы догадываемся о внутреннем. В кино – наоборот, мы впрямую показываем картинку внутреннего состояния человека.

НИНА ЗАРХИ. То, с чего начинают мастера в кино, – с атмосферы.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. В пьесе важно прежде всего заметить, подсмотреть, увидеть нечто уникальное в абсолютно узнаваемом жизненном явлении.

НИНА ЗАРХИ. Вы заметили, что, если говорить о жанрах, совершенно нет, скажем, притч… От отсутствия ремесла или вообще нет интереса?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Это вопрос отбора. Когда автор пьесы описывает свой жизненный опыт, берет реальность, сразу понятно, талантлив он или нет. Когда пишет притчу, здесь очень сложно это определить. Чаще всего такие вещи нам шлют те, кто является – или кажется – графоманом. Автор думает, что театр – это выспренное условное искусство, где все подчинено иносказанию: в пьесе обязательно появляются ангел, демон, бог. Все говорят философскими максимами… Таких пьес гигантское количество, можно сказать подавляющее большинство таких, где в каком-то абстрактном пространстве ходят абстрактные фигуры и рассуждают об абстрактных вещах. В этом случае довольно сложно определить, кто графоман, а кто нет. У многих людей сохранилось умозрительное представление о театре. Отвлеченное и позавчерашнее.

НИНА ЗАРХИ. Ваши авторы действительно лучше ухватывают время. А в кино время не дается. С другой стороны, мы слышим такие возражения: «новая драма» фиксирует жизнь в ее чисто внешних проявлениях. Бытописательским способом. В каком-то смысле все оказывается вербатимом. Помните, у вас такие пьесы в «Театре.doc» были, когда ездили в женскую колонию? Отсутствие авторского взгляда – осознанная аскеза? Документирую сырой материал и не претендую на позицию…

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Я бы так не сказал. Документальных пьес в конкурсе «Любимовки» практически не бывает. Потому что довольно сложно ставить рядом документальную пьесу, где автор всего лишь занимается коллажем, и авторскую, где все придумано от начала до конца. Сложно оценить, понять, кто лучше. Поэтому мы стараемся такие откровенно документальные тексты не брать. Но авторский взгляд не может отсутствовать даже в документальной драме. Даже в вербатиме. Уже в том, как составлен материал, есть авторский взгляд. Даже подборка, выбор материала – уже позиция. Выбор героя, которого ты записываешь. Авторский взгляд – это мнение драматурга. Точка зрения. Материал начинается с того шага, который именно этот автор делает.

НИНА ЗАРХИ. Александр Родионов начинал не на «Любимовке»?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Он Литинститут закончил. Был пять лет с 2001 года директором «Любимовки». До того времени, как этот факел у него подхватила Елена Ковальская. Но Саша, конечно, больше состоялся в кино, чем в театре.

НИНА ЗАРХИ. В ваших новодрамовских делах активно участвуют театроведы...

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Практически руками критиков-театроведов все это и делается. У нас была мощная команда волонтеров, которые делали журнал «Любимовки», брали у всех участников, зрителей, критиков интервью. Это были студенты театроведческого факультета ГИТИСа. Треть зрителей «Любимовки» – театроведы и будущие критики. И они все этим пропитываются, потому что к нам же ходят, с нами работают и молодые режиссеры. Театроведки должны их любить…

Кроме того, у нас нет института выращивания драматургов. За все годы, может быть, человека три из Литинститута у нас появились.

НИНА ЗАРХИ. Даже в ГИТИСе нет факультета драматургии.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Многие сценаристы ВГИКа реализовались как теат­ральные драматурги. Родион Белецкий, например.

НИНА ЗАРХИ. Вам идут пьесы в течение года и собираются ближе к осени?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да, мы уже объявили конкурс «Любимовка»-2016.

НИНА ЗАРХИ. А скажем, отвергнутые, не принятые пьесы получают оценку? Конкурс работает как мастерская?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Все 600–700 пьес мы не можем прочитать физически. Каждый ридер читает 150 пьес. Он должен написать «да» или «нет». И аргументировать.

НИНА ЗАРХИ. После читок на «Любимовке» и даже просто в «Театре.doc», я помню, ребята говорили: «Первый вариант был такой-то, а потом мы обсудили…» Было видно, что это процесс, а не просто прочли пьесу, обсудили, разошлись. Ваш читки – тип семинара, мастер-класса.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Мы всегда спрашиваем авторов, которые приезжают на читку, считают ли они свою пьесу законченной или она еще будет дорабатываться. И в зависимости от этого моделируем дальнейшее обсуждение. Если пьеса законченная, мы просто высказываем свое мнение. Если будет доделываться, то у нас существует целый регламент подробного обсуждения. Должны рассказать, что понравилось, что зацепило, что считаем важным. Потом можно перейти к тому, что показалось лишним или затянутым. Слишком коротко, много персонажей, недоработана сюжетная линия. Неубедительна развязка. Но это уже настоящая большая лабораторная работа. Перед «Любимовкой» я сажусь и пишу письма драматургам-профессионалам, мастерам, чтобы они регулярно ходили к нам, чтобы это был профессиональный разбор. Мы даем им первыми высказаться. Они уже такие матерые, давно ходят на «Любимовку». Авторам важно услышать мнение знаменитостей.

НИНА ЗАРХИ. Я вот обращала внимание на то, что в кино люди в этом смысле очень жадные и закрытые. Театр – коллективное, студийное и в этом смысле более счастливое дело.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Денег нет, вот почему все так устроено.

НИНА ЗАРХИ. Все хорошо, потому что нет денег. У вас драматурги щедрые, они подсказки дарят спокойно.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Есть ощущение, что ты действительно что-то улучшаешь. Что мы все вместе работаем над созданием произведения. Это приятно, лестно. Я не менеджер театральных проектов, но мне кажется, что любой процесс будет успешным, если все участники что-то получают. В «Любимовке» довольно удачно так получилось, что какое-то свое удовольствие или пользу получают все. Режиссеры – мгновенную премьеру. Они приходят, два дня порепетировали, дальше – читка, а им хлопают, благодарят. Полный зал народу. Драматурги получают новый опыт, выступающие оттачивают какие-то навыки. Это такое безотходное производство. Поэтому мне кажется, что задача нашей новой команды – не нарушить этот механизм.

НИНА ЗАРХИ. Как бы вы определили то общее, что сближает ваших авторов, есть ли оно?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Мы стараемся, чтобы особого формата «пьеса «Любимовки» не существовало. Смотрим на программу в целом, когда она составляется. Специально берем пьесу, которая разбивает или разбавляет ее трендовость. Но все больше и больше я замечаю пьесы какого-то постдраматического характера.

НИНА ЗАРХИ. С разрушением формы?

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Да. Нарушают какой-то один из принципов, например обязательность конфликта, движения или развития, убирают конец, начало, середину. Убирают столпы, которые подпирают классическую драматургию.

Реальность присутствует, но не могу сказать, что это какая-то экспонента по сравнению с тем, какие пьесы были лет десять назад. Очевидно, что люди стали больше обращать внимание на социальную действительность, на то, что их окружает, на проблемы, которые всех волнуют. Перестали стесняться их использовать. Потому что литература немножко заставляет стыдиться тебя низменного. И «драматургия» – слово очень красивое. Ты про помойное ведро не будешь писать. Стало понятно, что это теперь можно. Более того, можно говорить о высоких вещах, о вечных ценностях языком бытовой реальности. В этом смысле драматурги перестали себя ограничивать.

НИНА ЗАРХИ. Многие из «Любимовки» идут потом в сериалы. Даже вы. Это странно?..

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Для начинающих драматургов это, очевидно, какой-то отталкивающий момент. Так не надо, как в сериалах, надо решительно иначе. Ну, естественно, драматурги воспитаны в том числе и западными сериалами. Как мы были десять лет назад на европейском артхаусе воспитаны. Мы хотели так писать пьесы, как были сняты эти фильмы. Так и современные драматурги сейчас смотрят продукцию HBO, и им кажется: вот хорошо написанная история.

НИНА ЗАРХИ. Получается, что вы, «Любимовка», и HBO и есть воспитатели новых авторов.

МИХАИЛ ДУРНЕНКОВ. Понятно, что продукция канала «Россия» является примером отторжения. Это то, над чем можно иронизировать, то, что можно использовать как антиформу. Сейчас много пьес, пародирующих сериальность, очень удачных, остроумных, смешных. Это как комический жанр, где люди, обколотые, скажем, российскими сериалами, разговаривают как в российском сериале и от этого возникает особое преломление и ощущение абсурдности бытия. Но драматургам, которые вступили на профессиональный путь, надо как-то зарабатывать, и они идут туда, на каналы, но с амбициями. Театр, «Любимовка» дают им амбиции – им кажется, что они что-то на телевидении поменяют. Конечно, после этого просто переписывать 125-ю серию не хочется, а хочется создать что-то свое. Особенно после того, как тебе на «Любимовке» сказали, что у тебя уникальный голос и ты должен предъявить его миру.