О, как давно все это было 
Как я в матросочке своей 
Скакал младенцем меж людей 
И сверху солнышко светило 

А щас прохожих за рукав 
Хватаю: Помните ли, гады 
Как я в матросочке нарядной 
Скакал! ведь было же! ведь правда! 
Не помнят

Дмитрий Александрович Пригов 

Вот каменное здание на заднем плане – это, наверное, студенческое общежитие. Скорее всего, Западный колледж. Поскольку фильм снимался именно там. Основан в 1887 году группой пресвитерианских священников и мирян неподалеку от Лос-Анджелеса. Хотя, видимо, имеется в виду Вассар – альма-матер режиссера. Частный либеральный колледж, основанный в 1861 году сугубо для женщин. Через сто лет стал принимать и мужчин. Расположен в городе Поукипзи, штат Нью-Йорк. На территории кампуса находится более сотни зданий, многие из которых представляют историческую и архитектурную ценность.

Мы, впрочем, видим только несколько окон первого этажа. И часть наружной лестницы. Вот он сидит на широких перилах. Справа от себя положил какую-то толстую книгу. Вероятно, учебник. На вид ему не больше двадцати лет. На нем коричневая рубашка, коричневые брюки. Сверху светлый джемпер с диагональной коричневой полосой. Цвета очень аккуратно подобраны. У него интересное лицо восточного типа. Миндалевидные глаза необычной формы. Длинный, загибающийся книзу нос. Пышные ресницы. Хорошенький мальчик. Взгляд застенчиво-хулиганский. Каждого проходящего мимо он встречает одним и тем же вопросом: «Выбирай: трахнуть овцу или потерять мать?» «Ну овцу», – неуверенно отвечает проходящий. «Овце*б», – удовлетворенно кивает он.

«Госпожа Америка»

Что-то в нем есть, в этом мальчике, что заставляет пересматривать эту дурацкую сцену еще и еще. От нее исходит какая-то энергия радостного, победительного счастья. Это режиссер Ноа Баумбак[1] в коротеньком камео, которое он организовал в своем дебютном фильме Kicking and Screaming (1995). В России этот фильм называют странно: «Забыть и вспомнить». На самом деле точнее всего перевести его как «Руками и ногами». Так малыши упираются, когда с утра их тащат в ненавистный детский сад.

Он немного старше, чем выглядит на экране. Ему на момент съемок целых двадцать пять лет. А с выхода фильма прошло ровно двадцать.

– Когда мне будет сорок два, тебе будет сорок два… И Отису тоже будет сорок два…
– Спасибо…

Из фильма «Руками и ногами»

Два года назад про Баумбака вышла большая статья в «Нью-Йоркере». О современных кинорежиссерах «Нью-Йоркер» пишет очень редко. Почти никогда. Так что эта статья как бы закрепила его место в современном культурном пантеоне. Объявила культурным героем. Статья называлась «Счастье». А в качестве иллюстрации – двойной портрет. Крупным планом актриса и сценарист Грета Гервиг, новый партнер Баумбака в последних фильмах. Ярко накрашенные губы, длинные светлые волосы, взгляд такой отвлеченный, что ли: смотрит куда-то в сторону. Молодая и очень красивая. А Баумбак выглядывает из-за ее плеча. Его портрет как бы немного не в фокусе, как бы слегка засвечен – свет исходит от золотых волос Гервиг. На этой фотографии ему сорок три. Гервиг двадцать девять. Настоящее всеобщее признание ­Баумбак получил, когда снял Гервиг в главной роли в фильме «Гринберг» (Greenberg, 2009). Фотография не оставляет сомнения в том, где находится «Счастье», что собой представляет его источник.

Статья была опубликована в канун выхода «Фрэнсис Ха» (Frances Ha, 2012; в России – «Милая Фрэнсис») на широкий экран. Фильм к тому моменту уже был показан на нескольких фестивалях и принят более чем благосклонно. «Фрэнсис Ха» – первый совместный проект Баумбака и Гервиг. Они вместе писали сценарий, Баумбак снимал, а Гервиг снялась в главной роли. В процессе работы над фильмом Баумбак оставил жену – актрису Дженнифер Джейсон Ли, от которой у него незадолго до этого родился сын Ромер, и они с Гервиг стали парой.

Одновременно Баумбак и Гервиг работали над еще одним проектом, который впоследствии станет фильмом «Госпожа Америка» (Mistress America, 2015), а также над совместным мультфильмом (он, кажется, так и не вышел). Как если бы этого было недостаточно, Баумбак еще готовился к съемкам фильма «Пока мы молоды».

Все это особенно впечатляет, если учесть, что до появления Гервиг в жизни Баумбака он снял всего два самостоятельных фильма в ­1990-х годах («Руками и ногами», «Мистер Ревность») и два в нулевых («Кальмар и кит», «Марго на свадьбе»). Из этих четырех фильмов первый стал культовым, хотя его мало кто видел, второй заслуженно забыт, третий и четвертый завоевали немало поклонников, но имели ограниченный успех у широкой публики. Настоящую известность Баумбаку принес «Гринберг», где он снял Гервиг в главной роли, а мировую славу – их совместный проект «Фрэнсис Ха».

Итак, статья называлась «Счастье», и это был портрет художника в зрелости на пике его таланта и возможностей. Но здесь пойдет речь в основном о первом фильме Баумбака, в котором автор, солнечный мальчик, пристает к проходящим мимо солнечным мальчикам и девочкам с идиотским вопросом: «Выбирай: трахнуть овцу или потерять мать?»

– Ты знаешь, ты мог бы поехать со мной.
– Что мне делать в Праге?
– Место, где жил Кафка. Я…

Из фильма «Руками и ногами»

Хотя роман Артура Филлипса, опубликованный в начале этого века, назывался «Прага», его действие происходило в Будапеште в самом начале 90-х годов. Герои, молодые американские экспаты, приехавшие в только что освободившуюся от коммунизма Венгрию в поисках неожиданных возможностей, как бы застряли в случайно образовавшейся временнóй колее, в ситуации короткого безвременья. Зато, с точки зрения героев, проводящих бессмысленное время в венгерских пивных и кафе, в Праге в это время происходят настоящие события. Туда они и стремятся всей душой, но никак почему-то не попадают.

Так получилось, что Прага стала символом 1990-х для целого поколения – для тех, кому тогда было от двадцати до тридцати. Прага – это место неограниченных возможностей, даже если твои возможности и так почти ничем не ограничены. Прага – это такая точка, куда ты никогда не попадешь, даже если в ней уже находишься. Потому что, оказавшись в Праге, ты обязательно поймешь, что опоздал и что это уже совсем другая Прага. Так что даже если ты миллион раз приезжал в Прагу, ты все равно всю свою жизнь будешь жалеть, что так никогда и не был в Праге.

Джейн (Оливия д’Або), главная героиня фильма «Руками и ногами», опоздала буквально на несколько лет. Она собралась в Прагу в 1995 году. Неожиданно освободилось место в престижной университетской программе. Об этом она сообщает обалдевшему от неожиданности Гроверу (Джош Хэмилтон) на выпускном балу.

Господи! Они ведь твердо договорились сразу после окончания колледжа поселиться вместе в Бруклине. Их роману всего ничего, каких-то несколько месяцев. И потом «Прага» – это такое чудовищное клише! «Перестать брить подмышки, читать «Невыносимую легкость бытия», влюбляться в скульптора, «теперь-я-понимаю-какой-в-Америке-ужасный-кофе», вот это вот все».

«Руками и ногами»

Джейн в коротком бальном платье с открытыми плечами. Любой, кто смотрел этот фильм, вспоминая о нем, в первую очередь вспомнит этот эпизод. Она чуть приоткрывает рот и снимает с зубов прозрачную пластиковую пластинку. Такую носят дети, чтобы зубы стали ровнее. Ну да, не только дети, но у нее это все равно ассоциируется с детством. Она задумчиво крутит пластинку в руках, а потом возвращает на место. После премьеры фильма кто-то из критиков написал, что Баумбак вместе с д’Або умудрились сделать пластинку для зубов сексуальным объектом. Но дело не только в этом. Легкость в сочетании с почти невыносимой интимностью (привет Кундере) этого как бы бессознательного жеста и есть ощущение, которое навсегда остается от фильма. Это ощущение Праги, в которую Гровер за Джейн никогда не поедет.

– Знаешь, чего я хочу?
– Ммм?
– Я хочу, чтобы мы просто пошли на войну!
– Хмм...
– Или вышли на пенсию... Да! Я хочу просто выйти на пенсию! После жизни, заполненной тяжким физическим трудом!

Из фильма «Руками и ногами»

Если ты родился в Америке в не слишком бедной семье с нормально работающими родителями, то первая половина твоей жизни, скорее всего, будет устроена так: сначала ты учишься в школе, потом у тебя выпускной бал (тут он называется prom), с которого тебя и твоих друзей увозят на длинном-предлинном сверкающем лимузине. В это время тебе уже известно, в какой колледж или университет ты пойдешь учиться следующей осенью.

Ты в некотором роде уже знаешь, что ты студент такого-то университета. Твоя жизнь на ближайшие четыре года, в общем-то, определена. Ты будешь жить в кампусе, отдельно от родителей, в специальном месте, куда собрано множество тебе подобных. Твоя основная задача – получить опыт студенческой жизни, то есть сделать так, чтобы тебе эти четыре года было хорошо. А если не будет хорошо, значит, сам виноват. Зато предполагается, что задача окружающих – тебе в этом помогать.

Американское образование, в особенности гуманитарное (тут оно называется либеральным), – это особый замкнутый мир искусственно продолженного детства. Минимум ответственности. Никаких решений. Только сдавай себе экзамены по малообязательным, вряд ли кому-то нужным, но в основном приятным предметам, которые сам себе выбираешь. Предполагается, что основная цель студента – исследование себя и своих возможностей. Все воспринимается как что-то предварительное, необязательное.

Проходят четыре года, и вот ты на своем студенческом выпускном балу. И это уже не школьный prom. Потому что впереди абсолютная неизвестность. Потому что так называемая взрослая жизнь ждет тебя в одном шаге, за пределами кампуса. А ты даже понятия не имеешь, кто ты такой. В одну секунду лишаешься собственной идентичности, которую строил ровно четыре года.

«Восемь часов назад я был Макс Бельмонт, студент последнего курса факультета английской литературы. Сейчас я Макс Бельмонт, который ничего не делает», – говорит один из героев в начале фильма «Руками и ногами».

Четыре друга однокурсника со смешными именами мультяшных персонажей Гровер, Макс, Отис и Скиппи заканчивают колледж. И вот выпускной бал. Джейн вертит в руках пластинку для зубов. «Зачем ты бежишь? – спрашивает Гровер у Джейн. – Ты просто откладываешь этот год, когда надо все начинать». «Ничего я не откладываю, – отвечает Джейн. – Я откладываю месяцы эмоционального паралича». И улетает в Прагу.

После выпускного бала Гровер, Макс, Отис и Скиппи застревают в кампусе. Они не могут заставить себя никуда уехать. Они продолжают жить там, где жили, ходят в те же самые студенческие бары, играют друг с другом в дурацкие придуманные игры, заводят новые романы, ссорятся из-за девушек, ведут себя так, будто они все еще студенты, и отказываются признавать новую – наступившую – реальность. Они перестали быть теми, кем были, но не могут стать кем-то другим. «Руками и ногами» – это фильм про несколько месяцев «эмоционального паралича».

Зато ситуация остановки, торможения, «эмоционального паралича», бесконечного откладывания – это всегда повод для отличной истории. Впоследствии она стала главной темой творчества Баумбака. Его типичный герой – человек, застрявший во времени, чей ментальный возраст катастрофически не совпадает с физическим.

«С окончания колледжа уже прошло столько же времени, сколько я провела в колледже, – жалуется Флоренс из «Гринберга». – И никого не волнует, встала ли я сегодня утром». Сам Гринберг намертво застрял в своей юности, когда был подающим надежду двадцатилетним рок-музыкантом, и категорически отказывается жить жизнью зрелого сорокалетнего человека среди таких же, как он, зрелых сорокалетних людей.

Главный герой фильма «Пока мы молоды» (While We’re Young, 2014), режиссер-документалист, бесконечно снимает один и тот же документальный фильм, покуда его герой дряхлеет и впадает в маразм. И наконец, Фрэнсис, героиня «Фрэнсис Ха», судорожно цепляется за отношения со своей лучшей подругой по колледжу, отказывается принимать взрослые правила игры и вся устремлена назад, в покинутый рай студенческих лет.

А восемнадцатилетняя Трейси из «Госпожи Америки» сначала думает, что обрела в тридцатилетней Брук «взрослого» друга, наставника и модель для подражания, но быстро понимает, что имеет дело со взрослым ребенком, который сам нуждается в заботе и опеке.

– Иногда ты ведешь себя как ребенок!
– Да, но ведь если б я на самом деле был бы ребенком, тебе бы все это показалось очень милым.

Из фильма «Руками и ногами»

В картине «Руками и ногами» нет «взрослых» персонажей. Вернее, нет персонажей, которые могли бы так себя определить. Есть, впрочем, пара исключений. В кампусе живет человек по имени Чет (Эрик Столц). С одной стороны, он тут что-то вроде местного ходячего анекдота, а с другой – живое предупреждение жертвам «эмоционального паралича».

Чет учится вот уже десять лет и не в состоянии покинуть кампус. На жизнь он зарабатывает барменом в местном баре, который посещают студенты-старшекурсники. «Знаешь, – говорит о себе этот человек, которому почти тридцать, – я продавал другим студентам курсовые, чтобы свести концы с концами... спал с младшекурсницами, весь этот набор. После моего седьмого или восьмого года начал чувствовать, что как бы себя использую... Я стал ощущать, что откладываю свою жизнь... Но в конце концов я понял, что это и есть моя жизнь». Так выглядит ситуация затянувшейся юности.

Второе исключение – отец Гровера, который приезжает в кампус, чтобы вытащить его оттуда в Нью-Йорк, заманить во взрослую жизнь. Гровер, расставшись с Джейн, пребывает в «эмоциональном параличе», и ему не до отца. Между тем пятидесятишестилетний отец Гровера (Эллиот Гулд) недавно развелся с женой и переживает после развода что-то вроде второго детства.

Он одновременно напуган, восторженно возбужден, ласково печален и наивно доверчив. Все эти новые для него чувства он пытается выказать своему двадцатидвухлетнему сыну, но не находит понимания. «Папа, я еще не готов воспринимать тебя как человека. Мысль о тебе с мамой уже сама по себе достаточно отвратительна. Но ты с другой женщиной…» – «Понимаешь, мне в пятьдесят шесть приходится начинать пользоваться презервативом…» – «Папа. Папа. Перестань! Это черт знает что! Пока ты его достаешь из пачки, у тебя пропадет эрекция…»

В этом диалоге ребенком оказывается отец. А Гровер, который, казалось бы, весь фильм ведет себя с детской безответственностью, теперь вынужден как-то реагировать на инфантильность отца.

Несмотря на удивительно ранний, почти сенсационный дебют, Баум­бак не стал киновундеркиндом. До своих тридцати он снял всего два фильма. Через два года после «Руками и ногами» на экраны вышла комедия «Мистер Ревность». Главный герой этого фильма был настолько ревнив, что записался на психотерапию в группу, которую посещал бывший возлюбленный его девушки. Записался под именем своего приятеля с единственной целью – следить за этим бывшим любовником.

В отличие от «Руками и ногами» «Мистер Ревность» снят с какой-то детской наивностью. Это кино очень напоминало некоторые фильмы позднего Вуди Аллена старческо-романтического периода нулевых и десятых годов, заставляющие иногда подозревать, что мастер впадает в детство. Возможно, Баумбак лет на двадцать обогнал свое время. Так или иначе, фильм провалился.

Следующий его фильм вышел на экраны только через восемь лет. Почему-то хочется думать, что он застрял на восемь лет в ситуации «эмоционального паралича». Впрочем, это, наверное, не совсем так. За эти восемь лет он написал несколько очень успешных сценариев и, следуя по стопам героя своего второго фильма, регулярно посещал психотерапевта.

Возможно, хороший психотерапевт – это как раз то, что было нужно героям «Руками и ногами» для того, чтобы сделать решительный шаг во взрослую жизнь. Во всяком случае «Кальмар и кит» (The Squid and the Whale, 2005), основанный на подростковых воспоминаниях о разводе родителей, во многом результат этих посещений. И хотя он снят с точки зрения детей, оказавшихся жертвами тяжелой семейной ситуации, ничего детского в нем нет в помине.

Фильмы тридцатилетнего Баумбака «Кальмар и кит», «Марго на свадьбе» (Margot at the Wedding, 2007) и отчасти «Гринберг» – жесткие, трезвые, в чем-то даже неприятные в своей трезвости. Некоторые калифорнийские кинотеатры вывешивали во время показа «Гринберга» объявления: «Деньги за билеты возвращаются не позднее чем через час после начала сеанса». К ним можно относиться по-разному, но это безусловно очень «взрослые» фильмы.

«Скажу вам, я стал бояться... страшно бояться юности. Фью! Есть чего бояться! Юности! Потому-то я и заперся тут, забил все ходы и выходы. (Таинственно.) Надо вам знать, что юность явится сюда и забарабанит в дверь! Ворвется ко мне!» (Генрик Ибсен. «Строитель Сольнес»). Эпиграф из этой ибсеновской пьесы предшествует титрам к предпоследнему фильму Баумбака «Пока мы молоды». Перед ним была «­Фрэнсис Ха». А перед «Франсис Ха» – «Гринберг». Он начинается с того, как Флоренс, одинокая девушка без определенных занятий, подрабатывающая в богатом доме кем-то между няней и персональным секретарем, ведет машину по лос-анджелесскому хайвею. Флоренс играет Грета Гервиг. Это ее первое появление у Баумбака. (На съемках «Гринберга» они и познакомились. Ей было тогда двадцать семь лет.) Хайвей забит. Флоренс пытается перестроиться из одного ряда в другой. Мягко, почти шепотом, она говорит, как бы обращаясь к водителю из соседнего ряда: «Are you going to let me in» («Впусти меня…»).

«Пока мы молоды»

Баумбак не запирал двери от молодости. «Фрэнсис Ха» – его первый совместный проект с Гретой Гервиг. Во «Фрэнсис Ха» режиссер очарован молодостью своих героев. На этой очарованности держится обаяние фильма. В нем его главное достоинство и главный недостаток. Крупная, нелепая, говорливая, приставучая, несчастно-трогательная бедная Фрэнсис в вечных своих рейтузах под длинной юбкой должна бы, по идее, раздражать, но зритель смотрит на нее влюбленным взглядом режиссера.

Огромной авторской удачей фильма является то, как Баумбаку удалось вписать свою героиню в нью-йоркский пейзаж, сделать так, что портрет Фрэнсис как бы дополняет портрет города и наоборот. «Фрэнсис Ха» – редкий для кино случай объяснения в любви. К сожалению, в последней своей трети фильм заметно выдыхается. Как будто энергии очарования до конца не хватило.

Известно, что Баумбак работал над сценарием «Пока мы молоды» до того, как познакомился с Гервиг. Тем не менее симптоматично, что этот фильм вышел после «Фрэнсис Ха». Его герои, Корнелия и Джош (Наоми Уотс и Бен Стиллер), бездетная нью-йоркская пара за сорок, знакомятся с парой двадцатипятилетних бруклинских хипстеров и соблазняются юностью.

Им кажется, что у юности можно занять то, чего стало не хватать им в зрелые годы, – бурную, пузырящуюся энергию, ощущение остроты жизни. Но юность приходит не для того, чтобы с кем-то делиться. Она хочет забрать свое. И защититься от нее можно только зрелостью. Отказавшись от зрелости, ты оказываешься отчаянно уязвимым перед лицом юности. Корнелией и Джошем цинично манипулируют их новые молодые друзья. В конце концов они решаются усыновить младенца. Зрелость берет свое, но особой радости за них не испытываешь.

Я испытываю ностальгию по разговору, который был вчера. Я начинаю вспоминать события еще до того, как они случились. Я вспоминаю про сейчас вот прямо сейчас.

Из фильма «Руками и ногами»

Единственный фильм Баумбака, который превосходит «Фрэнсис Ха» в обаянии, – это «Руками и ногами». Если «Фрэнсис…» – очарование молодостью, то первый фильм, снятый двадцатипятилетним режиссером, и есть образ молодости с ее очарованиями, разочарованиями. И, как ни странно, это кино о ностальгии.

«Руками и ногами» – фильм про то, как четыре выпускника либерального колледжа отказываются вступать во взрослую жизнь. Но в стратегических точках фильма Баумбак разместил пять флэшбэков, пять воспоминаний Гровера о Джейн. Эти эпизоды происходят на протяжении нескольких дней, когда начинался их роман. Он случился совсем недавно. Они познакомились в конце последнего семестра. Тем не менее эти воспоминания окрашены в цвета ностальгии. Каждый раз флэшбэки начинаются со статичного черно-белого кадра, как если бы это была старая фотография – толчок к воспоминанию. Потом кадр окрашивается, и воспоминание оживает.

Понимание ностальгии как тоски по утраченной родине сильно заужено. В более широком смысле ностальгия – это состояние, когда прошедшее время ощущается острее настоящего. Человеку кажется, что в какой-то другой, прошлый момент жизнь ощущалась гораздо сильнее. Часто такое ощущение прошедшего времени проецируется на конкретное место, но совершенно не обязательно. Поскольку в молодости все чувства острее, острее переживается и ностальгия.

Джейн улетает в Прагу, но время от времени звонит оттуда Гроверу и оставляет длинные сообщения на его автоответчике. Гровер не слушает сообщения. Он немедленно выключает автоответчик, как только раздается голос Джейн. Скорее всего, это не обида. Просто голос Джейн – это голос настоящего, а он не хочет его слышать. Не хочет впус­кать. Прислушиваться к своим воспоминаниям гораздо комфорт­нее. Пусть в конце фильма он и предпримет отчаянную попытку улететь в Прагу, чтобы увидеть Джейн. На самом деле эта попытка заранее обречена. Да, в общем-то, не очень-то и хотелось.

Стареющему мастеру из ибсеновской пьесы кажется, что юность стучится в его двери, чтобы занять его место. А юные герои «Руками и ногами» никуда не хотят стучаться. Наоборот, они предпочитают жить воспоминаниями, даже если это воспоминания вчерашнего дня. Возможно, они могут это себе позволить, потому что впереди у них почти целая жизнь.

Впустивший в свою жизнь Грету Гервиг сорокачетырехлетний режиссер снимает вместе с ней «Фрэнсис Ха». В этом фильме бородатый сорокалетний нью-йоркский адвокат, случайно встретившийся с Фрэнсис в гостях у ее подруги и принявший в ней участие, предлагает ей пожить немного в его пустой парижской квартире. Если, конечно, ей случится быть в Париже.

Ну да, Париж – это место, где, по идее, происходит все самое главное. Париж – это почти Прага. Адвоката играет Джош Хэмилтон, игравший Гровера двадцать лет назад. Вероятно, это и есть сам Гровер, выросший и преуспевший. Он единственный из всех мужских персонажей понимает Фрэнсис, потому что сам из первого баумбаковского фильма. Неожиданно для себя Фрэнсис принимает его предложение. Ничего хорошего из этого не выходит. Одно сплошное недоразумение.

«Фрэнсис Ха»

В фильме «Пока мы молоды» беспощадная молодежь громко стучится, требует впустить и наконец выламывает двери. Последний фильм Баумбака «Госпожа Америка» чем-то напоминает его неудачный второй фильм, который тоже похож на картины Вуди Аллена старческо-романтического периода. Остается надежда, что это не следствие «эмоционального паралича».

Сейчас Ноа Баумбаку сорок шесть. Скорее всего, у него впереди еще много интересных работ. Но в историю кино он забил себе место еще двадцатипятилетним. Пластиковой пластинкой для зубов Оливии д’Або. И ее голосом на автоответчике: «Привет, Гровер. Это я, Джейн. Как дела? Мм… Я сейчас тут болтаюсь по Праге. Мм… Мне всегда кажется, что, когда звонишь по междугородному, нужно сказать что-то важное… Но мне сейчас, правда, нечего сказать. Подожди. Мм… Я была в Польше какое-то время… Это если ты пытался до меня дозвониться… И мм… о! Я наконец прочитала «Войну и мир», и было хорошо. Тоже мне сюрприз! А когда была в Польше, я съездила в Освенцим. Господи, надеюсь, что это правильный номер. Ужасно звучит, да? «Я съездила в Освенцим». Не знаю. Ну ладно. Пока. О! Ты не можешь себе представить, какой в Америке ужасный кофе, пока ты здесь не окажешься».

Мы все встретимся в Праге. Когда-нибудь…
Выбирай: трахнуть овцу или потерять мать?

[1] Встречается также написание фамилии режиссера Baumbach как "Баумбах".