О последней части трилогии Ульриха Зайдля «Рай: Надежда», показанной на Берлинале, и о картинах австрийского режиссера в целом – Зара Абдуллаева.

Амбициозный проект самого радикального режиссера нашего времени – чувственника и интеллектуала, лирика и скептика, импровизатора и перфекциониста, в фильмах которого профессиональные актеры играют, как любители (и это высшая похвала), а любители, как отскоблившие свои штампы профессионалы, – завершен.

«Рай: Надежда»

Три фильма, объединенные названием «Рай», демонстрировались на трех главных фестивалях мира. Эта интригующая режиссура, растянутая во времени, не только заставляла поклонников некомфортного, однако заразительного творчества Зайдля нетерпеливо ждать показов каждого опуса трилогии, но и обеспечила новый тип эпической конструкции. Три частных истории о членах одной австрийской семьи среднего класса, о трех женщинах, охваченных страстными желаниями, которые трудно или невозможно удовлетворить, производят (или порождают) образы современного общества с его стандартными представлениями о «рае на земле». Не иронические образы, а трагические. Притом только вторая часть – «Рай: Вера» – получила в Венеции спецприз жюри. Остальные фильмы триптиха жюри каннского и берлинского фестивалей не оценили.

Финал долгой работы Зайдля, звезды некоммерческого кино, сопровождался в Берлине событиями, выходящими за рамки фестиваля. Зайдль – пограничный художник, расположившийся на территории между игровым кино и неигровым. (Начинал он как документалист, не предав этот свой метод и впоследствии.) Его творчество выходит за пределы кино и принадлежит современному искусству. Во время фестиваля в берлинской Академии искусств в течение одного дня (13 февраля) демонстрировались все части триптиха, после чего был организован table-talk с режиссером. В берлинском Доме фотографии можно было увидеть выставку фотографий – кадров из фильмов, к открытию которой и в честь этапной работы Зайдля издана роскошная книга-альбом. Все в нем – дизайн, бумага, поля, шрифты, не говоря о самих фотографиях и немногословных текстах Эльфриды Елинек, Марины Абрамович, австрийских критиков, один из которых беседует с режиссером о «Рае», – сделано с неподдельным благородством.

«Рай: Любовь»

На обложке – фотография актрисы Маргарет Тизель в роли Терезы (героини «Любви») с рубенсовским телом и в мизансцене «Данаи» (кадр из фильма). Она лежит на кровати, занавешенная пологом (от мошкары, поскольку действие картины происходит в Кении). Эта красивая фотография «безобразного» – по меркам нынешних рекламных клише – тела задает тон всему альбому с его неконвенциальными (по отношению к «хорошему вкусу») картинками.

Берлинская выставка Ульриха Зайдля.	Фото: co-berlin.info

Но, кроме того, альбом выводит сам «образ красоты» из приоритетов текущего времени, направляя взгляд зрителей в иные времена, в другое искусство. В классическое искусство, актуальность свою не утратившее. (К слову, на Берлинале самыми востребованными программами были ретроспективы.) Неслучайно Зайдль называет свои знаменитые, часто фронтальные мизансцены “tableaux”. Его кадры-картины, многие из которых мизансценированы в центральной, как в храме, перспективе (камера в документальном фильме «Иисус, Ты знаешь» была поставлена на место алтаря) удивляют своей двузначностью. Изъятые из фильмов, они вполне могут быть самодостаточными, полноценными для восприятия, о чем и свидетельствует этот альбом. Но при этом в монтажной кантилене фильмов они играют нетривиальную роль визуальной цезуры. Эти паузы-кадры, приостанавливая движение сюжета, выводят содержание фильмов, не пренебрегающих натурализмом, в метафизическое измерение. Сплав, поражающий зрителя, учащающий его сердцебиение.

Мне уже приходилось писать в связи с «Собачьей жарой» (2001), что некоторые кадры этого фильма вполне могли быть на выставке современного искусства. И сравнивала мизерабельную выразительность моделей, мизансцен Зайдля, зернистость изображения с карточками Бориса Михайлова советского периода. И вот дождалась реализации своих предчувствий. Такая выставка состоялась. Есть и альбом. Что же до Михайлова, то оказалось: Зайдль узнал этого художника-фотографа после «Собачьей жары» и настолько восхитился его работами, что хотел снимать о нем фильм. Не случилось. Пока же в интервью он называет Диану Арбус, повлиявшую на его видение, на его взгляд на мир и в камеру.

Кадры «Собачьей жары» тоже могли бы стать выставочными объектами. Тем более, что поначалу Зайдль собирался переплести три женские истории в одном «Рае». Так и были структурированы истории разных венцев в «Собачьей жаре». Но, монтируя 80-часовой материал полтора года (материал «Собачьей жары» составлял 90 часов и был смонтирован за девять месяцев), он решил, что одна история не поддерживает, не углубляет другие, что они ослабляют друг друга. Так возникла идея сделать три фильма. Предполагалось, что завершит трилогию самая грандиозная, трудная часть – «Вера». Но, пересмотрев как-то фильмы подряд, когда в финале стояла «Надежда», решил, что так будет правильнее. Почему – отвечу в статье об этом фильме в 3-ем номере «Искусство кино».

«Рай: Надежда»

Эпиграфом к альбому стали слова Вернера Хорцога, сказанные им после просмотра «Животной любви», однако эта связь тут не упомянута: «Никогда в кино я так прямиком не попадал в ад».

В предуведомлении к изданию Зайдль признался, что свершилось его заветное желание: фотографии, помещенные в альбом, преодолели рамку кадра. Его всегда занимал вопрос, способны ли сцены – tableaux – воздействовать как самостоятельные фотографии, как движущиеся картинки, схваченные в затишье? Несут ли они смысл сами по себе, даже если кто-то не знаком с их более широким контекстом? Фильмы, столь разные по характерам, атмосфере, съемочным площадкам, и вошедшие в трилогию «Рай», представили, наконец, идеальную возможность реализовать мечту режиссера. В отличие от своих разочарованных героинь, испепелененных неудовлетворенными желаниями, Зайдль победил.

Эссе и беседа с режиссером соответствуют высокому уровню, но все-таки альбомному формату. Поэтому у меня возникла потребность, инициированная, честно говоря, в Берлине коллегами-критиками, сделать книгу (с множеством tableaux) обо всем творчестве Зайдля. Время покажет, настигнет ли меня участь страждущих героинь «Рая», или же издателей воспламенит бледный, но нестерпимый огонь, освещающий несравненное искусство австрийского гения.

«Рай: Надежда»