Региональные форумы – замечательная возможность ознакомиться с малоизвестным местным кинематографом. О прошедшем в норвежском Тромсё 24-м международном кинофестивале рассказывает Владимир Лященко, изучивший современное скандинавское кино.

Когда говорят о фестивалях, определяющих повестку дня в мировом кино, обычно называют следующий список: Канн, Венеция, «Сандэнс», Берлин, Роттердам, Локарно. Знатоки могут добавить что-нибудь в Азии и Латинской Америки для исправления европоцентричного взгляда. У документального кино есть IDFA в Амстердаме и еще несколько важных пунктов в календаре и на карте (в том числе российских – таких, как петербургское «Послание к человеку», пермская «Флаэртиана» и московский «Артдокфест» – прим. ред.). Существуют специализированные жанровые собрания, как посвященный фантастике и ужасам фестиваль в Ситжесе.

У фестивалей, не включаемых в число главных, своя особенная стать. И интересны они не только возможностью посмотреть на большом экране то, что по тем или иным причинам пропустил на смотрах категории «А». Их больше, чем дней в году, и они создают альтернативную систему проката того кино, которому не светит широкий коммерческий прокат. Они дают возможность встречи с этим кино тем, кто не курсирует по фестивалям в течение года. Они устанавливают связи между локальным и глобальным.

У международного кинофестиваля в норвежском Тромсё, который завершился накануне открывающих большой фестивальный год «Сандэнса» и Роттердама, есть конкурсная программа, но распределение наград не интересует, кажется, даже организаторов – вместо церемонии закрытия с раздачей призов там сразу устраивают вечеринку с танцами. Гораздо интереснее оказываются программы, позволяющие увидеть и встроить в контекст кино региональное, местное, которое вряд ли удастся увидеть на других фестивалях, а тем более в прокате. В отсутствие громких международных премьер появляется возможность заняться кино-этнографией, социологией и антропологией – изучением среды по фильмам, в ней произведенным и ее формирующим.

В этом смысле полезно не доверять выбор представляющих страну фильмов исключительно только главным фестивалям – это сужает горизонт, сводя его к ограниченному набору имен: Дания? – Ларс фон Триер. Томас Винтерберг. Может быть еще, Сюзанна Бир и Кристофер Бое. Швеция? – Рой Андерссон и Томас Альфредсон. Финляндия? – Аки Каурисмяки, Мика Каурисмяки. Норвегия? – Мало кто знает даже Бента Хаммера, режиссера «Кухонных баек» и «О'Хортена», да и сами норвежские кинокритики признают, что больших имен у них давно нет. Но и в Норвегии и других странах Скандинавии снимают немало интересных фильмов, проходящих под радарами фестивальных обзоров.

Это не касается «Воссоединения» (Återträffen) – шведский фильм участвовал в программе «Неделя критики» Венецианского кинофестиваля и получил там приз FIPRESCI. Сюжет поначалу напоминает «Торжество» Томаса Винтерберга, начало «Меланхолии» Ларса фон Триера и другие фильмы, в которых праздничное застолье оборачивается катастрофой. В данном случае это происходит с торжественным ужином для бывших одноклассников, которые собрались в честь 20-летия окончания школы. Картину о себе, да еще и с собой в главной роли сняла Анна Оделль: сегодня она известный в Швеции современный художник, а в школьные годы была изгоем и объектом для насмешек и унижения.

«Воссоединение»

В фильме она приходит на вынесенную в название встречу, тихо высиживает славословия счастливому детству и товарищескому духу, а затем берет слово, чтобы произносит обвинительную речь в адрес всех присутствующих в целом и нескольких персонажей в частности. Неожиданное выступление пытаются спустить на тормозах, но антигероиня вечера не дает банкету вернуться в беззаботный режим.

«Встреча выпускников» основана на личном опыте, однако не является ни реконструкцией событий, ни чистым вымыслом, а, скорее, игровой попыткой разобраться в прошлом и настоящем. Во второй части, например, ставший режиссером художник обзванивает одноклассников и предлагает им посмотреть и обсудить с ней фильм, который она сняла. Состоявшиеся и несостоявшиеся встречи образуют метасюжет, в котором художественная работа с документальным материалом становится поводом для упражнений, едва ли не более занятных, чем драматическое развитие событий в первой части.

Другой пример работы с документальным материалом – картина «Только меня ты желаешь» (Det er meg du vil ha) норвежца Дага Йохана Хёугеруда. Идущий чуть меньше часа фильм родился из попытки перенести на сцену интервью школьной учительницы, которая рассказывала о своем романе с 15-летним учеником. В кадре – актриса Андреа Браин Ховиг: ее героиня сидит на диване в гостиной и говорит. И так все 53 минуты: никаких реконструкций событий и воспоминаний, лишь изредка монолог разбивается на части кадрами тихой провинциальной жизни. Минимум событий на экране, отрепетировано и снято за 5 дней, сыграно даже несколько старомодно, но режиссеру и актрисе удается удержать внимание зрителя. Помогает выбор истории, точное использование исповедального режима разговора.

«Только меня ты желаешь»

Один из зрительских фаворитов – «Я ничья» (Mig äger ingen) шведа Кьелла-Аке Андерссона. И вновь реальная история из прошлого. На этот раз, экранизация автобиографической книги Ясы Линдерборг, в которой автор вспоминала о своей жизни с отцом: ее мать покинула дом, когда девочка еще ходила в детсад. Фильм у Андерссона вышел гораздо более консервативный, чем описанные выше: традиционный нарратив, почти голливудское развитие сюжета, мелодраматичность зашкаливает, но вытягивает историю мощная игра Микаэля Персбрандта.

«Я ничья»

Плюс, что вряд ли возможно в голливудском фильме, ключевую роль в личной истории героев играет политический контекст – Лизе еще в детсадовские годы регулярно приходится задавать родителям уточняющие вопросы. Вот два характерных примера: «Кто такой пролетарий?» и «А мы коммунисты?» Дело в том, что мама девочки – пламенный борец за рабочий класс. Папа – представитель этого самого класса: он трудится на сталелитейном заводе, но мечтает об утопической Кубе, хотя и ругает сталинизм. Новый муж мамы – соратник по левому движению. В какой-то момент в квартире отца-одиночки возникает переехавшая из Норвегии соседка и простодушно толкает речь на тему того, что шведы слишком «красные» и до добра их это не доведет.

Социально-политическое содержание органично растворяется в личном, и это принципиально. Это не фильмы-манифесты, сообщающие нечто об обществе, но отдельные человеческие истории, сквозь которые несложно это общество разглядеть.

И в каждой истории – попытка разобраться с прошлым. Никакого ностальгического облагораживания нет и в помине: визуальная реконструкция 1970-х и 1980-х (в этом деле скандинавы едва ли не лучшие в мире) завораживает, но красота прошлого никак не является поводом для иллюзий – с ним разбираются строго и вдумчиво. И разумеется, никто не жалуется на очернение и не требует более светлого образа. Прошлое интересует не как направление для побега, или объект для любования, но как точка сборки настоящего. Кажется, такой взгляд на прошлое отличает тех, кто работает над будущим.