Райана Гослинга, который по всем раскладам должен попасть за роль в «Голубом Валентине» в оскаровские номинации, в половине сцен искусственно состарили, а Мишель Уильямс, кажется, наоборот, омолодили для второй половины, тогда как в остальном после смерти Хита Леджера она идеально совпадает с амплуа «припухшая блондинка».

На примере двух пар предлагается решить морально-этическую задачку: что лучше – влегкую переспать с приятным партнером и забыть или же долго мучиться сомнениями, а при том пылать желанием, но гордиться собственной честностью перед мужем. Дилемма, которую обозначила в своем дебютном фильме «Прошлой ночью в Нью-Йорке» Мэсси Таджедин, на самом деле и не дилемма вовсе, а аксиома. Ибо сказано: кто пожелал жены или раба или рабыни ближнего, тот уже прелюбодей и вор по мысли. Стало быть, нечего и огород городить, все виноваты. Но герои фильма Майкл, и Джоанна, и Алекс, и Лора – дети не «кукурузно-библейского пояса», а мультикультурного Нью-Йорка, а потому никакими евангельскими нормами не озабочены; они вряд ли о них помнят, но у них есть собственные представления о долге и чести, и они действуют в соответствии с ними. То есть мучаются – одни от того, что не избежали соблазна, другие от того, что то ли зря не поддались ему, то ли от того, что сама такая крамольная мысль могла закрасться в голову.

Камерная история, сочиненная самой Мэсси Таджедин, изящно упакована в альбом симпатичных картинок в ночных полутонах интерьеров и до странности пустынных улиц Нью-Йорка и Филадельфии. Последнее создает атмосферу уже и не камерности, а лабораторности, то есть искусственности, характерной для выпускной работы новичка. Томления предназначенной друг другу богемной пары – журналистки Джоанны (Кира Найтли) и писателя Алекса (Гийом Кане) и не менее предназначенных друг другу офисных служащих – Майкла (Сэм Уортингтон) и Лоры (Ева Мендес) особой головоломки для зрителя не представляют – история, скорее всего, фарсовая, пары просто перепутались. Комедия могла бы получиться забавная. А драма получилась скучная, ни чета контекстно соседствующим образцам – «Близости» Майка Николса или «Перед закатом» Ричарда Линклейтера, и следить интереснее всего только за тем, какую ожесточенную внутривидовую войну за самца ведут между собой самки с великолепным бридингом.

Нина Цыркун

В 2007 году немец Флориан Хенкель фон Доннерсмарк получил «Оскар» за лучший иностранный фильм – «Жизнь других». Хозяйственные американские продюсеры не упустили перспективный кадр – и вот, пожалуйста, он уже переселился в Лос-Анджелес, получил в свое распоряжение соавторов-сценаристов, тоже оскароносцев Кристофера МакКуорри («Обычные подозреваемые») и Джулиана Феллоуза («Госфорд-парк»), а также Анджелину Джоли и Джонни Деппа (не считая звезд чуть меньше рангом) и дебютировал в Голливуде фильмом «Турист». Социальный запал растаял как сон, как утренний туман; проявить оригинальность замысла оказалось не на чем – «Турист» – римейк фильма француза Жерома Салля «Антони Циммер» (в нашем прокате «Неуловимый»), и вместо французского изящества мы получили крепкую немецкую мастеровитость, в данном случае убийственную.

Чувствуя, что его философское образование, знание немецкого, английского и русского языков и многие другие обременения тут неуместны, Доннерсмарк поставил на главный аттракцион – красоту Анджелины Джоли, приумноженную дивными нарядами, выигрышно подчеркнутую богатыми интерьерами и несравненной натурой Парижа и Венеции. В виду скудости сценарного материала Джоли работает в рамках задания «ходи-ходи», предоставляя зрителю досыта налюбоваться своей прелестью. (Некоторое время назад французы называли такое кино cinema du look). Партнер парижской штучки Элизы (Джоли) – Джонни Депп, с явной скукой изображающий среднего американца, учителя математики Фрэнка Тапело из Висконсина, к сожалению, не добавил к своей игре иронии, которую приходится искать в умышленном нагромождении штампов, превращающим просмотр в занимательную шараду. (Кстати, к «Шараде» Стенли Донена с Одри Хепберн и Кэри Грантом «Турист» в числе прочего и отсылает, не к чести последнего). В числе же симпатичных оригинальных аллюзий можно отметить Тимоти Далтона в роли главного инспектора Джонса, ведущего расследование против любовника Элизы – не за то, что он украл миллионы у гангстера, а за то, что не заплатил налоги: вот чем занимается вышедший в отставку Джеймс Бонд!

Фрэнк в фильме курит электронную сигарету, поясняя: «Никотина получаешь достаточно, а выдыхаешь чистый пар» – и к этому нечего добавить.

Нина Цыркун

«Щелкунчик и Mышиный король» — сказка Гофмана или балет Чайковского — давно стали приметой Нового года как елка и мандарины. Андрей Кончаловский мечтал о том, чтобы экранизировать знаменитый сюжет «для всех», более 40 лет; интриговал этой мечтой будущих зрителей. И вот его мечта сбылась.

Коммунисты не обманули.

Обещали коммунизм в 1980-м. И вот, не прошло тридцати лет — коммунизм наступил.

Правда, для этого понадобилось избавиться от КПСС — но кто говорил что «коммунизм» это вечные буквы «К.П.С.С.»? Буквы могут быть другими.

Первый совместный кинозал компаний «Каро Фильм» и IMAX в кинотеатре «Октябрь» открывается показом блокбастера студии Disney «Трон. Наследие». Почти три десятка лет назад, в 1982 году вышел на экраны «Трон» Стивена Лисбергера  — пионерское творение пытавшейся выйти тогда из детского возраста студии Disney не про людей, а про их виртуальные клоны, обозначившее новую эру кино для поколений, не делающих разницы между мирами. «Трон» был первым фильмом с персонажами, нарисованными на компьютере и совмещенными с живыми актерами, прообразом метафорической визуализации компьютерного нутра как целого самостоятельного мира еще до возникновения термина «виртуальная реальность» и понятия «киберпространства». Он опередил время и потому стал культовым в довольно узком кругу, но очень быстро аркада «Трон» заработала больше денег, чем фильм. Странно, что для рождения продолжения потребовалось так много времени (и режиссер Стивен Лисбергер оказался потерянным для кино). Продолжение же представляет сегодня интерес скорее ностальгический, для тех, кто вовремя увидел «Трон»-первый и выглядит сегодня таким же олдовым папиком, как Джеф Бриджес в роли оцифрованного Кевина Флинна (клона или аватара, как угодно) в фильме «Трон. Наследие», одержимого мечтой освободиться от власти «рабовладельцев»-пользователей и вернуться из Тронленда в реал.

Главная фишка фильма дебютанта Джозефа Косински — бесшовное соединение миров, невидимые, незаметные переходы из компьютерной анимации в живое действие, объединенных изысканной геометрической графикой и игрой цвета. Где-то там, в этих чипах и программах, словом, непонятно в каком мире, покрытом пылью десятилетий, просуществовал Кевин Финн, чтобы объявиться в виде месседжа, посланного на старомодный пейджер (все ли знают, что это за дивайс?) выросшему в сиротстве сыну Сэму (Гаррет Хедлунд). Беда, однако, в том, что поздновато снят сиквел: Сэму сейчас 27 лет, и староват он для приключений вроде борьбы с цифровым двойником отца. Теперь главная фишка фильма — 3D, но этого мало, потому что тут ничего пионерского уже нет, а сюжет «Наследия» слишком убог с точки зрения истории кино, в которой были «Блейд-раннер» и «Матрица».

Нина Цыркун

Еще один лауреат всевозможных номинаций конца года, главный американский инди — «Зимняя кость» режиссера Дебры Граник.

Этнографическая драма о Озаркских горах, между Миссури и Арканзасом, в которых люди тяжким трудом производят метанфетамины. Главная героиня, 17-летняя Ри должна найти отца или хотя бы его останки, чтобы у ее малолетних брата и сестры и матери-аутистки не отобрали отданный в залог дом. История с отцом темная, окружающие что-то скрывают. Но у девушки воистину true grit — железная хватка (если воспользоваться названием последнего фильм Коэнов). Патриархат прикрывает, если не матриархат, то уж равноправие полов по факту.

Замкнутое сообщество, повязанное кровными узами. Не уайт трэш и не уайт пауэр (какие уж тут негры, тут и чужих белых не привечают). Согласно популярной социологии, обитатели этих мрачновато-красивых мест называются «хиллбилли» (в приближенном переводе «деревенщина»). С государством иметь отношений у них не принято, полагаются только на себя. Едят оленей и белок не от бедности и не со зла, а потому что габитус такой. Фильм снят в абсолютно реальных местах и интерьерах: жители пустили съемочную группу поснимать в своих неприкрашенных домах. Видно, что домашний уют для тамошних людей — совсем пустое баловство. Дебра Граник рассказывает в интервью, что поразилась тому, сколько этим людям, добывающим meth, приходится в действительности работать: сколько нужно вложить, чтобы хоть что-то получить на выходе. Никаких шальных денег. Почти протестантская, точнее, в данном случае баптистская, трудовая этика. То, что суровые и негостеприимные люди поигрывают при этом безобидное кантри, нравов особенно не смягчает.

Знание о том, что это экранизация вербатим одноименного романа Дэниэла Вудрелла, скоро куда-то улетучивается. Актерский ансамбль смешанный: местные жители и профессиональные актеры (все особо отмечают исполнительницу главной роли Дженнифер Лоуренс и Джона Хоукса в роли ее дяди, игравшего в эпопее об изначальной Америке «Дедвуд»). Снято на цифру, но камерой RED, позволяющей разрушить унифицированную четкость HD и приблизиться к эффекту пленки. Результат — местами мифологического накала инициационное путешествие по окрестностям. Фактура у «Зимней кости» очень коэновская, но без стилизации и условности. Граник берет как будто стандартные артхаусные ходы и пересаживает обратно в реальность. Даже заглавный поворот с жутковатым местным институтом доказательства факта смерти подан натурально и без шокинга. Закрадывается подозрение, что, может быть, этнография фейковая, но места в американских топах несколько успокаивают на сей счет.

Инна Кушнарева

Говорят, что третий фильм франшизы «Хроники Нарнии: Покоритель зари», снятый крепким режиссером Майклом Эптидом, вышел на первую позицию бокс-офиса в Северной Америке лишь потому, что попал на безрыбье. Вот так и Клайв Стейплз Льюис вечно оставался на вторых или третьих ролях, уступая первенство своему другу Толкиену, например. Объясняется это, возможно, тем, что неофит Льюис был откровенным апологетом христианства, а Толкиен, всегдашний и потомственный добрый католик, обошелся без аллегорических выходов в катехизис и стал кумиром читателей, а потом и зрителей всех конфессий. Кроме того, удачный (хотя финансового обвала все же не случилось) старт фильма объясняется и явным креном в сторону спецэффектов (вероятна номинация на «Оскар»), и (вполне излишним) форматом 3D.

Но, как говорится, мы любим его не за это.

Первая сказка Льюиса (они, кстати, были написаны вскоре после Второй мировой войны) «Лев, колдунья и платяной шкаф» — евангелие, рассказ об искуплении через распятие и воскресение. «Принц Каспиан» — о вере в невидимого Христа. «Покоритель зари» — о жизни в лоне церкви, о таинстве евхаристии и литургии. Похоже, что скромные финансовые итоги франшизы не позволят продолжить историю, и следующие четыре сказки, в том числе «Последняя битва» о втором пришествии Христа, экранизированы не будут. (Хотя интересно было бы посмотреть, какое другое воплощение найдет мудрый немолодой лев Аслан с печальными глазами — на мой взгляд, самый замечательный киногерой десятилетия, не считая, конечно, Гомера Симпсона). Но и того, что сделано, немало. «Покоритель зари» сюжетно отличается от литературного первоисточника, но он сохранил самое важное: тему преодоления искушения. Искушение имеет в фильме материальное воплощение, но не в нем дело. Каждый из героев борется со своим искушением, символизирующим один из смертных грехов: Люси (Джорджи Хенли) с завистью, Эдмунд (Скандар Кейнс) с гордыней, Юстас (Уилл Поултер) с алчностью. То есть, каждый сражается прежде всего с самим собой, и от успеха на каждом из этих фронтов зависит успех всего предприятия. От этого зависит и успех фильма, в котором христианские мотивы ненавязчивы, а цитаты из евангелия звучат как обыденная речь, как незначащие проговорки — и это есть самая лучшая служба, которую может сослужить религии искусство.

Нина Цыркун

Конец года хорош тем, что, когда все подводят итоги и составляют списки лучших фильмов, появляется повод вспомнить о некоторых картинах, которые заслуживают внимания, но давно исчерпали прочие инфоповоды. В июле на ММКФ был показан фильм «Я есть любовь» итальянца Луки Гуаданиньо. Сейчас он вошел в десятку лучших фильмов года по версии британского журнала Sight&Sound, опередив Годара, Кияростами и «Призрак» Поланского.

«Я есть любовь» - выдающийся по нынешним временам фильм, поскольку теперь так не снимают. Первое, что приходит на ум: так снимали классики, Висконти или Минелли. Но кто ныне осмелится им подражать? Мелодрама у Гуаданиньо принимает монументальные масштабы. Это тот случай, когда эскалация стиля и режиссерская и операторская (оператор — Йорик Ле Со, работавший с Ассаясом и Озоном) bravura компенсирует все. Монтажный ритм, ухищрения в кадрировании, нарезка ракурсов, игра переднего и заднего планов, игра фактур и текстур, съемка сверху или через объекты и предметы, совершенно чувственные и материальные, - все это создает абсолютно живую атмосферу. Пересмотрев сотни костюмных и исторических фильмов или культурно-туристических документалок о замках и дворцах, мы как будто ничего раньше не видели и теперь переживаем уникальный опыт. При этом актеры совершенно органично живут внутри этого музея, соразмерны ему, а не просто представляют как на сцене или сиротливо ютятся по углам выгородки, которая больше, чем жизнь.

У фильма столь роскошная форма, что уже не суть важно, что в центре сюжета банальный адюльтер. Миланская матрона русского происхождения (Тильда Суинтон) влюбляется не в лесника, как леди Чаттерлей, но почти — в незаметного повара, к которому нежно (и чисто) привязан ее взрослый сын. (Роковой простолюдин, теряющийся на фоне породистых буржуа, - это, конечно, отсылка к «Теореме» Пазолини.) Некоторый псевдорюс может резануть глаз: во сне героине видятся маковки церквей, а главной уликой, удостоверяющей ее падение, становится факт приготовления ухи. Но у Гуаданиньо, помимо Тильды Суинтон, больше похожей на инопланетянку, чем на итальянку или русскую (для съемок в фильме она, кстати, специально учила оба языка), есть и еще один мощный козырь. Великолепная музыка американца Джона Адамса, минималиста-классициста. Вспоминается еще один фильм, державшийся на музыке (там это был Филип Гласс) и на изощренной композиции: «Часы» Стивена Долдри, о котором тоже говорили, что если изъять музыку и композицию — что останется? Но собственно зачем изымать?

Инна Кушнарева

О «Принцессе де Монпансье» Бертрана Тавернье.

Вплоть до 20-го века женщины-писательницы брались за перо исключительно из возвышенных целей — доказать, что их сестра — существо мыслящее и достойное всех привилегий свободы. В отличие от нынешних леди-борзописцев, они начинали с чтения, и свою осведомленность потом изящно упаковывали в собственные сочинения. Мадам де Лафайет, одна из первопроходиц дамского романа, проявила интерес к янсенистской ереси, а потому и в ее самой известной книжке «принцесса Клевская», и в дебютной «Принцесса де Монпансье» сильны мотивы первородного греха и фатума в столкновении со свободой воли. «Полем сражения», естественно, становится женщина.

Мадам де Монпансье — Анна Каренина 17-го века. Жертва первородного греха — то есть, существо похотливое (а кто без греха) и своевольное — то есть, эгоистичное, которому не жаль затоптать в грязь честь благородного мужа ради ветреного любовника. Лев Толстой Анну судить не взялся («Мне отмщение и аз воздам»), но публика en masse предпочитала ее боготворить. Как будто своеволие — ценность über alles.

А теперь вопрос: на кой, как говорил Толстой, взялся за экранизацию этой забытой истории Бертран Тавернье? Ответ, по-моему, прозрачен. Как практически все режиссеры его поколения, Тавернье — левак с неутолимой жаждой социальной справедливости и равноправия. Что сейчас модно обсуждать в левацких кругах в парижских кафе? Права иммигрантов-мусульман вообще и положение женщины-мусульманки в частности. Носить ли ей хиджаб? Если не носить — это ее ущемит как мусульманку, а если носить — ущемит как женщину. Вот и тема для пикейных жилетов, то бишь кашемировых шарфов. «Принцесса де Монпансье» (тема: спать ли с любовником или не спать?) с ее иллюстрациями унижения женского достоинства в семье, как будто нарочито замедленным ритмом, старомодным монтажом, многословной описательностью — это учебное пособие для молодой мусульманки, адаптирующейся к условиям жизни в Евросоюзе. Как всякое учебное пособие, оно обходится без особой нюансировки характеров. Коренастая Мелани Тьерри в роли принцессы больше похожа даже не на субретку, а на пейзанку, ее законный принц-супруг (Грегуар Лепранс-Ринге) жалок до слез, а влюбленный в героиню граф Шабанн скучно безупречен, как актер Тихонов в роли князя Болконского. Наблюдать за перипетиями отношений внутри любовного четырехугольника (есть еще печально обреченный на польскую корону герцог Анжуйский) чуть ли не в режиме реального времени тоскливо, и было бы совсем невыносимо, если бы не исторический фон — религиозная война католиков и гугенотов, штука куда более страшная и реальная, чем картонные страсти невыразительной дамочки.

Нина Цыркун