В январе 2011 года журналу «Искусство кино» исполнилось 80 лет. В течение этого года мы будем публиковать на сайте материалы из журналов прошлых лет. В некоторых из них затрагиваются проблемы, актуальные и сегодня, другие интересны с культурологической точки зрения, их можно рассматривать как яркие иллюстрации своего времени, живые свидетельства изменений, происходивших в кинематографе и его восприятии, в подходах к его анализу и, наконец, в умах людей и жизни в целом. Сегодня для нас важно вспомнить и в какой-то мере переосмыслить историю журнала, вновь открыть и перечитать старые номера, которые сейчас, несомненно, представляют собой историческую и культурную ценность.

Продолжает юбилейную рубрику текст Георгия Авенариуса из «ИК» №9 (сентябрь) 1956 года.

«ПираМММида» Эльдара Салаватова — это наш «Гражданин Кейн». Конечно, труба пониже и дым пожиже. Сильно пониже и пожиже. В анналы киноклассики не войдет. Но для нашего зрителя останется вещью знаковой. Иначе, чем «Олигарх» Павла Лунгина. Там речь шла преимущественно о расчете с прошлым, о сокрушительной ломке человеческих взаимоотношений. А тут — о появлении нового человека, с психологией, выращенной каким-то гидропонным способом, вне советской почвы, хоть и рожден был наш герой в густопсовое советское время.

Самое замечательное в новом фильме Григория Константинопольского по его же сценарию под названием «Самка» — им же нарисованные начальные титры, стилизованные под модерн и лубок; его же (частично) музыка и финальная песня Александра Градского на стихи Поля Элюара — то есть, антураж, обрамление, фрейм. Максимальный объем работ, выполненный собственными руками фильммейкера, обеспечил не только эффективное освоение бюджета (сумма держится в тайне), но и скорость проведения указанных работ, уложившихся в отпущенное участникам группы каникулярное время.

На канале НВО выходит пятисерийный телефильм Тодда Хейнса «Милдред Пирс». Это не римейк классического фильма Майкла Кертица с Джоан Кроуфорд, а тщательная, постраничная экранизация романа Джеймса Кейна. Тем не менее, это удачный повод вспомнить хрестоматийную голливудскую картину.

Роман Кейна — не детектив, а история «великого американского института, который не вспоминают в день празднований 4 июля — института соломенной вдова с двумя маленькими детьми на руках». У главной героини Милдред Пирс был прототип.

«Области тьмы» Нила Бергера — история про писателя, который потерял драйв и не может сочинить ни строчки. Как часто бывает в таких случаях, и с девушкой проблема, ушла девушка. И деньги кончились, за аренду нечем платить. В общем, все к одному. И в этот момент появляется бог из машины — братец бывшей жены с диковинным изобретением — волшебной таблеткой, увеличивающей мозговые способности, вернее, заставляющей работать интеллект на все сто.

Красиво жить не запретишь: римейки были, есть и будут, и создатели их не скрывают, что они заведомо отказываются от оригинальности и просто-напросто паразитируют на чужом успехе. Разумеется, всегда находятся причины, которые этого якобы требуют: устарели исторические обстоятельства и забылся контекст; появились новые технологические возможности, ну и т.д. Надо сказать, что тут есть тонкость. Чаще всего появление римейка оправдывают тем, что, мол, ставят же одну и ту же пьесу Шекспира или Чехова в сотнях театров одновременно, и ничего плохого в этом нет, окромя хорошего. И правда, ставят, только это не называется римейком. Тут наоборот, каждый режиссер стремится как можно дальше убежать от коллеги, а если что и процитировать из чужой постановки, так концептуально. Римейк же в кино — это чаще всего покадровое повторение старого фильма, а не новая трактовка старого сценария. Классический пример — «Психо» Гаса Ван Сента 1998 года по шедевральному фильму Хичкока (1960). В этом смысле фильм Эльдара Рязанова «Служебный роман» не был римейком телеспектакля по той же пьесе «Сослуживцы» с очень симпатичными Борисом Левинсоном и Галиной Анисимовой. Так вот, осмелюсь заявить, что «Служебный роман. Наше время» Сарика Андреасяна — вовсе не римейк фильма Рязанова, а лишь ромком с логотипом «Основан на реальном шедевре».

После того, как Тимур Бекмамбетов обжегся на «Продолжении» «Иронии судьбы», продюсеры стали осторожнее в играх с отечественными хитами. Теперь с подобными предложениями они чаще обращаются к новичкам в большом кино, а тем — что ж — приходится соглашаться. Тем более что изначально это всегда чисто продюсерский проект, стерильно-дистилированный, не претендующий на авторство и требующий всего лишь аккуратного исполнительства и правильной расстановки в кадре продуктов для рекламирования (продакт-плейсмента). Основную работу берет на себя продюсер, и заключается она в подборе актеров и выборе места съемки, что, соответственно, говорит нам о его личных вкусах и понимании задач. Видно, жизнь здорово перепахала продюсера Сергея Ливнева, постановщика «Серпа и молота», соавтора сценария к «Ассе», что теперь он продюсирует «Гитлер-капут» и «Служебный роман. Наше время». Ибо бог с ними, с Калугиной (Светлана Ходченкова) и Новосельцевым (Владимир Зеленский), они всего лишь безликие рядовые герои бесконечной череды «офисных» комедий, но за что так глумиться над бедной Ольгой Рыжовой, над чьей судьбой плакали женщины нескольких поколений! За что превратили скромную интеллигентную женщину за сорок в продажную эротоманку-предательницу и дали ее роль Анастасии Заворотнюк, которой суждено было слишком блистательно изобразить прекрасную няню и вляпаться в запоминающийся отечественный кич «Код апокалипсиса», а потому что бы она ни играла, всегда будет слышаться южно-русский акцент, даже если его на самом деле и нет!

Кроме Ольги в фильме Сарика Андреасяна крупно пострадала Москва. Дивные осенние пейзажи с дождем и опавшими листьями сменились бассейном турецкого отеля и кабинкой подвесной дороги. Вместе с Москвой из фильма ушли лиризм и щемящая узнаваемость улиц, людей, обстоятельств. Вместо характеров — голые функции, вместо родного города — типовой отель класса «5 звезд», вместо коллизий с бэкграундом — ситуации фотоснимков. Правда, сценаристы (Николай Ковбас, Сарик Андреасян, Владимир Зеленский, Сергей Шефир, Борис Шефир) иной раз остроумно обыгрывают редкие фрагменты оригинала. Калугина падает в бассейн в разгар конкурса «мокрая майка», получает первый приз, и смешно звучит ее знаменитый диалог с Новосельцевым: «Я сухая! — Вы мокрая… Вчера были». Но, всей стаей набросившись на обновление сценария Брагинского и Рязанова в духе «нашего времени», они почти не оставили от исходника живого места. И только звучащая за кадром музыка Андрея Петрова грустно напоминает нам о нем.

Нина Цыркун

Первый вопрос к фильму «Как я дружил в социальной сети» возникает практически сразу: зачем взрослому нью-йоркскому хипстеру-фотографу Яниву дружить с восьмилетней девочкой из далекого Орегона, которая пишет картины маслом «по мотивам» его снимков? И зачем его флэтмейты сразу же начинают снимать дружбу на камеру? Чтобы потом сдать на него компромат или судиться с ребенком из-за нарушений копирайта на фотографии? По ходу дела, кстати, всплывает цифра 7 штук баксов за, якобы, проданные коллекционеру «полотна».

Главная и неразрешимая загадка Чехова: он упорно называл свои пьесы комедиями, а ставились они всегда как драмы. Некоторые режиссеры пытались сделать комедию, но все равно не получалось. Вадим Дубровицкий выбрал компромисс: говорит, что ставил трагикомедию, объясняя комедийную часть тем лишь, что автор любил всех своих героев. (Сомнительно, однако, чтобы так-таки уж всех — доктринеру доктору Львову, к примеру, он явно не симпатизирует, как и помещице Зинаиде Саввишне Лебедевой). Театральный антрепренер и режиссер Дубровицкий взялся за полнометражный дебют для большого экрана, имея в активе 24-серийный «Полонез Кречинского» по трилогии Сухово-Кобылина. Он, таким образом, привык к крупным формам, и без смущения растянул своего «Иванова» на 167 минут. В результате возник эффект физиологического свойства: реальное ощущение томительной скуки, которая овладела заглавным героем. Режиссер, впрочем, на этот эффект вряд ли рассчитывал; напротив, он всячески пытался развлечь зрителя с помощью всевозможных приспособлений. За кадром звучит монотонный монолог Иванова, объясняющего доктору особенности своего недуга, и мы видим его то сквозь увеличительное стекло, то в отражении докторского зеркальца, то через подзорную трубу. Каждый раз полного облика на экране не возникает — только фрагменты, осколки разбитого вдребезги целого, бывшего совсем недавно — «пару лет назад» энергичным, бодрым, деятельным человеком. Пьеса была написана Чеховым в момент внезапного перелома, случившегося, когда ему было не 35, как Иванову, а гораздо меньше — 27-28 лет, и Лев Шестов назвал ее самой автобиографичной вещью писателя: был веселый, радостный человек, а «надорвался» и превратился в мрачного типа, который сеет вокруг себя духовную смерть и глухую безнадежность.

Внезапная болезнь помещика Николая Иванова, независимо от личных причин, ее породивших (как и причин преображения самого Чехова), сегодня чрезвычайно актуальна — не меньше, чем была актуальной в России через три десятка лет после отмены крепостного права, которые вполне соответствуют двадцати годам постсоветизма. Бурный порыв общественной энергии, всплеск надежд — и облом. Искренние страдания Иванова, которые с затаенной страстью передает Алексей Серебряков, реабилитируют его в наших глазах, заставляя забыть, что перед нами человек, виновный в гибели по меньшей мере двух преданных ему людей — жены Сары и двадцатилетней Саши. Но Дубровицкий заставляет нас открыть глаза, укрупняя образ Сары, которая обычно проходила неким фоном. Анна Дубровская в этой роли — прежде всего очень красивая молодая женщина, явно сексуально неудовлетворенная и эротически заряженная (замедленная сцена с виолончелью, которую Сара пристраивает между стройных ног в светлых чулках, высоко поднимая юбку — ее сексуальный вызов, который у мужа вызывает только отвращение). В Саре есть озорство (ей хочется «на сене кувыркаться»), ум, элегантное кокетство, и надоесть такая женщина, к тому же принесшая в жертву самое ценное, может только поистине больному человеку.

Дубровицкий формально следует правилам Чехова: если висит ружье, оно должно выстрелить. Ружье у него действительно стреляет, но не там и не тогда, да и не в тех руках. Но если стоит дерево, то Иванов на него влезает, если есть балкон, то Сара на него выходит. А если устраивают фейерверк, то возникает пожар — и это уже прямая отсылка к нашим дням, к бессмысленному и скучному маскараду в звериных харях, затеянному в доме Лебедевых. Такая же отсылка — знаки «модернизации»: воздушный шар, летящий над пролеткой Иванова, трескучий мотоциклет дамы-эмансипе. Модернизация какая-никакая есть, а счастья нет; жизнь никак не устраивается, и Иванову даже нет необходимости стреляться. Он умирает сам собой от того, что жизненные силы истощились и нет никаких надежд.

Нина Цыркун

Тимур Бекмамбетов — директор фабрики блокбастеров, поставленных на конвейер. (Точнее, даже не фабрики, а треста — группа компаний «Базелевс» с осени прошлого года занимается и прокатом.) Из собственной искренней любви к советскому кино и блистательного дара первого клипмейкера страны Бекмамбетов вывел беззастенчивую формулу успеха, которая на нашей территории пока что заменяет собою беспроигрышную формулу голливудскую. От того, кто становится за камерой, результат не меняется: этим человеком может быть и сам Бекмамбетов, как в «Иронии судьбы. Продолжение», и тандем дебютантов, как в «Черной молнии», или целая режиссерская бригада, как в «Елках». Сейчас вот эту честь продюсер Бекмамбетов доверил интеллигентному «скрипачу» из «Кин-дза-дзы» Левану Габриадзе, дебютировавшему в режиссуре. На авторском почерке это никак не сказалось: продукт, завизированный ОТК «Базелевса», получился как всегда серийно стерильный, отличающийся только легким разнообразием продакт-плейсмента.

«Выкрутасы» — это обросшая генетически модифицированным мясцом визуально отлакированная мелодраматическая комедия из жизни как бы простых людей, оснащенная умеренным набором достоверных деталей и скрепленная совершенно невероятным (а потому на предмет достоверности и не обсуждаемым) сюжетным стержнем. Без особого лукавства и без комплексов по части паразитирования на народном достоянии вторично отработан вариант «Иронии судьбы», густо замешанный на прямых отсылках к той же «Иронии». Главная героиня по имени Надя в исполнении Миллы Йовович обладает тем же нездешним шармом, что и Надя в исполнении Барбары Брыльски, хотя уступает последней в обаянии и естественности. Главного героя играет без всяких потуг на поиски индивидуальности Константин Хабенский (Костя Лукашин из «Продолжения»); причем герой этот — провинциальный учитель, что соответствует статусу врача из фильма Рязанова, а на месте респектабельного Ипполита — мажор Даня (главное медийное лицо Иван Ургант в роли самого себя). Но эти милые намеки, призванные активировать подсознанку зрителя, сущая ерунда по сравнению с мощной слезоточивой бомбой в виде десанта сирот-беспризорников. «Базелевс» уже в «Елках» оседлал детдомовского конька, и этот замес не в последнюю очередь принес ему более 22-х миллионов долларов бокс-офиса. Грех и слезать с такой тароватой лошадки. Что с того, что в «Выкрутасах» сироты выглядят неумело загримированной ряженой командой из школьной инсценировки мюзикла «Оливер!». С их помощью Тимур и его команда сделали большой ответственный шаг, который обеспечит им (не сиротам) дальнейшее процветание: «Выкрутасы» выполнили госзаказ на социально значимое кино, открыв важную государственную тайну — где находится нацрезерв будущих спортивных побед на грядущем чемпионате мира. И что характерно: «наши», от природы лучшие, побеждают чисто по-русски, без всяких упорных и изнурительных тренировок, на показ которых в американском кино ушло бы полфильма. Типа — слез с печи (вылез из подвала) и на поле. Выкрутимся…

Нина Цыркун

Владимир ЛУКИН о режиссере. Серж Бозон (род. 8 ноября 1972 г.) принадлежит к группе молодых французских режиссеров, сформировавшихся вокруг журнала Lettre du cinéma. Среди других представителей этой группы — Жан-Шарль Фитусси, Пьер Леон, Венсан Дьетр и Аксель Ропер. У каждого из этих режиссеров имеется свой уникальный взгляд на кино, поэтому говорить о каком-то «течении» или «волне» не приходится. По словам Пьера Леона, дружба — единственное, что их объединяет.