27 августа закрылся XVI Международный Канский видеофестиваль. С 31 августа по 3 сентября его «эхо» пройдет в Москве: в кинотеатре «Октябрь» состоится московская премьера канского фильма открытия – «Проруби» Андрея Сильвестрова (о ней читайте в 5/6 номере журнала ИК), затем будут показаны фильмы конкурса и лучшие канские премьеры разных лет. Евгений Майзель рассказывает о наиболее интересных премьерах, которые предстоят московским зрителям.

Уважаемый форум радикального независимого кино, проходящий в городе Канск Красноярского края усилиями трех подвижников-энтузиастов из Москвы – Андрея Сильвестрова, Павла Лабазова и Надежды Бакурадзе – отметил в этом году шестнадцатилетие. Возраст по российским фестивальным меркам солидный, а с учетом врожденного авангардно-хулиганского профиля и сопровождающих его профессиональных заболеваний и рисков и вовсе почетный, ветеранский. Но форум не забронзовел. Не ожирел, не покрылся патиной или тиной. Как и в первые годы, последнее, что здесь можно увидеть, – мейнстрим, пусть даже ловко укрытый под модную упаковку «арт-», столь распространившийся на большинстве остальных смотров, включая фонетического прототипа и тезку Канского фестиваля на Лазурном берегу. В последние годы, наряду с видеопрограммой, МКФ обзавелся параллельными литературным и архитектурным фестивалями, начал привозить и показывать театральные спектакли в Городском драматическом театре и открывать выставки повсюду, где ступает нога пытливого творческого человека.

В этом году конкурс, собранный программным директором Надеждой Бакурадзе, состоял из двадцати трех короткометражных картин из шестнадцати стран. Их жанровое и нишевое разнообразие колебалось в диапазонах от игровой научной фантастики до деликатной документалистики, от развлекательной анимации до серьезных экзистенциальных опытов. Впрочем, серьезность не всегда исключала юмор.

Так, картина, удачно совместившая шутку и эксперимент, развлечение и исследование, – 10-минутная Update / Delete россиян Алексея Ильина и Григория Калинина. Справедливо отмеченная призом компании генерального спонсора фестиваля, она напоминает своим концептуальным характером «Трясину» Марселу Феликса, о котором мы писали по следам фестиваля «Дух огня» 2017 года. Как и Феликс, российские дебютанты превращают периферию зрения в центр сюжета, исследуют края кинонарратива, неудачи, продюсерские и производственные сбои – и их художественное значение. Но в отличие от глубокой и тягучей «Трясины», намеренно испытывавшей терпение и интеллектуальную подготовку зрителя, Update / Delete содержит необременительный коллаж узнаваемых ситуаций – комических, трагикомических, трагических и просто курьезных. 

Update / Delete

Несмотря на то, что большинство конкурсантов представляли те или иные экспериментальные и нередко футуристические направления современного кино, а сам фестиваль прошел под лозунгом «Это фантастика!», Гран-при (как это часто бывает) жюри решило присудить симпатичной, но эстетически вполне традиционной картине. 12‑минутная «Девушка за дверью» Сонг Йоо-сунг (Южная Корея, 2017) без каких-либо формальных ухищрений, но и без сентиментальности рассказывает, как школьница осваивает бойцовский болевой прием, чтобы противостоять разбушевавшемся отцу. Ясно рассказанная, совершенно реалистичная история о домашнем насилии умело соскальзывает в запоминающийся финальный образ, демонстрирующий тотальную взаимозависимость членов семьи друг от друга.

«Девушка за дверью»

Семья и домашнее насилие были в фокусе еще нескольких картин – исповедально-психоаналитической «К фигуре Отца» выпускницы МШНК Лизы Бабенко и экстремального перформанса «Вязание» Лизы Бирке (Канада) о связи, во всех смыслах этого слова, дочери с матерью. В режиме более «конвенционального», но любопытного постановочного кино семейная тема развита в «Спарте» бельгийки Ноэми Николя – своеобразной фрейдистской вариации на тему «Времени волков». Семья нищих беженцев, мать с взрослой дочерью и сынишкой лет двенадцати бредут по сельской местности. На дворе постапокалипсис: дома опустели, всюду голод, одичание и трупы. Время от времени воет сирена. Редкие вооруженные прохожие охотятся за велосипедами, чтобы смыться подальше. Но главный источник опасности скрывается, кажется, не в окружающей среде, а в матери, то ли сходящей с ума, то ли норовящей превратиться в оборотня.

Еще один фильм, объединяющий тему человеческой близости с антиутопическими, пацифистскими, экологическими мотивами – экспериментальный «Наследный раб» Этана Фолка (США), завоевавший третий приз. Состоящий из молчаливых пантомим, неторопливо разыгрываемых на лоне природы, «Наследный раб» взывает к нашей способности не только смотреть, но и видеть, не только видеть, но и понимать, а если понимать и видеть невозможно, то хотя бы ощущать и чувствовать. Его мучительная, осторожная, как бы болезненная хореография перекликается и с нарочитой искусственностью танцев Филиппа Декуфле из дюмоновского «Детства Жанны д’Арк», и с видеоартом Виктора Алимпиева, исследующим язык жестов-указаний и соприкосновений.

«Наследный раб»

Антиутопический и антитехнологический пафос получасового «Наследного раба» подхватывает двухминутная «Коммуникация» Владимир Абиха (Россия-Литва), наглядно демонстрирующая нам, во что вот-вот превратится или уже превратилось общение. Герои этой минималистичной миниатюры – два смартфона. «Разговаривающие» между собой, они в то же время остроумно воплощают знаменитый тезис, что media и message суть одно.

Экология, пацифизм, терпеливое «археологическое» всматривание в окружающую среду характерно и философского эссе Тадеуша Тишбейна «Атлас раненных зданий», – одной из самых солидных и, в хорошем смысле слова, глубокомысленных картин конкурсной программы, увезшей из Канска второй приз жюри. Фильм начинается с всматривания в поврежденные стены и авторского замечания, что здания обычно несут на себе множество мелких повреждений, которые строители, как правило, оставляют как есть или заделывают чисто косметически. Это замечание наводит зрителя на мысль, что Тишбейн беспокоится о зданиях, ощущая их внутренние и внешние раны и потайную жизнь с ее непрерывным и неминуемым распадом – тем более, наплывы камеры на шероховатости и выбоины в стенах сопровождает тревожная амбиентная дрожь. Но вскоре выясняется, что речь идет о следах от пуль. Однажды люди стреляли в людей, и здания навсегда стали свидетелями вековых кровопролитий, готовыми дать свои показания. «Выбоины в стенах – это ниппель войны», таков один из выводов этой нетривиального и визуально изобретательного кино-эссе, в какие-то моменты заставляющего вспомнить об Александре Клюге.

«Атлас раненных зданий»

За последние годы появилось немало картин – как правило, неигровых – в которых главные драматические роли отданы строительным объектам. Жилым и нежилым комплексам, однажды построенным, но брошенным, опустевшим, заросшим, ставшим призраками. Техногенные катастрофы, экономический кризис или капризы девелоперского рынка расплодили подобные образования по всему миру, являя пугающие образы конца света здесь-и-сейчас в одном отдельном взятом регионе, а кинематографисты принялись регистрировать эти явления, свойственные нашему веку и много о нем говорящие. Среди наиболее солидных картин этого безлюдного направления, можно вспомнить нашумевший Homo Sapiens Николауса Гейрхальтера (2016) и менее известное, но не менее мощное «Место, созданное человеком» Юшен Су (2012). Внимание к изменениям в окружающей среде, к судьбам не брошенных, но перепрофилированных зданий отражено в хорватском доке «Острова забытых кинотеатров» режиссера Ивана Рамляка. Памятливая учтивость этой картины, рассказывающей о прошлом сельских кинотеатров, игравших заметную роль в общественной и провинциальной жизни социалистической Югославии, и о том, в чем эти здания нашли свое, нередко случайное, предназначение в настоящем, погружает в очень ценное состояние исторической рефлексии, которое не хочется терять. Оммаж, воздаваемый автором этой картины забытым домам кино, вызывает ответную признательность даже у тех, кто никогда не бывал в их стенах.

«Острова забытых кинотеатров»

Другая картина, в которой главными героями тоже служат не люди, а архитектура и природа, – «Морской завод» нидерландца Пима Звиера. Приехавший в Канск уже второй раз (два года назад здесь была показана его рестроспектива), Зривер привез живописную зарисовку, снятую им в городе-герое Кронштадте. Призрачные люди снуют на фоне незыблемых и ясных храмов, сооружений, памятников разных эпох; сплющенное время отражается на экране ускоренно меняющимся освещением и цветовыми гаммами, создающими удивительный эффект, одновременно грозный и успокаивающий. Осмысленная работа с наложением разных временных слоев и обостренное, даже несколько дизайнерское чувство формы роднят «Морской завод» с фильмами Била Виолы и Яна Шапотеля.

«Морской завод»

Как показывают многие фильмы Канска-2017, призрачным легко может стать тот, кто неоднороден, чьи части не подчиняются целому. Мистерия человеческой виртуальности, пережитая через ее многочленность, сконструированность и расщепляемость, убедительно реализована в ироническом мультфильме Саши Свирского «9 способов нарисовать человека» и глубокомысленной видео-презентации «Противосвет» израильского режиссера Майи Зак.

Но если у Свирского речь идет об анимационном опыте «милой», «кавайной» антропологии (легко, впрочем, переходящей в фукианский скепсис), то в фильме Майи Зак идея саморастворения человека в вещественности культуры приобретает пугающе буквальное разрешение с оттеноком добровольного самоубийственного «самоприготовления» в гринуэевском или пост-гринуэевском ключе. Посвященный поэзии Пауля Целана, этот метасюрреалистический опыт Майи Зак принадлежит к числу наиболее герметичных картин конкурсной программы и за свою необычность был отмечен специальным упоминанием журнала «Искусство кино».

«Противосвет»

Но самым экстравагантным и фантастичным – по крайней мере, в своей повествовательной части – оказался диафильм российского художника Ростана Тавасиева «Капля креацина», задуманный им как небольшой космический сериал и получивший в Канске приз кинокритиков. В конкурс вошла лишь вторая, 10-минутная серия цикла. В ней рассказано, как ведущий художник галактики Без Названия, оказавшись в сложной жизненной ситуации (официально считаясь погибшим), вынужден взяться за два больших проекта на планете Мальгаут.

«Капля креацина», 2 серия

Несмотря на глубокое будущее, в котором давно уже нет никаких людей, а в масштабах Вселенной победили программы, создающие произведения искусства и вырабатывающие главное топливо будущего – креацин, все описываемые в диафильме события имеют узнаваемые земные аналоги. Тут и отношения художника с заказчиком, и политические интриги с распылением феромонов, и неспособность жителей вымышленной планеты различать буквы, и выставка «Скука и политика». Все вместе – забавное, поучительное и, насколько могу судить по себе, на удивление гипоаллергенное фэнтези, нарисованное, впрочем, весьма условно. Игрушечная, но интеллигентная и неглупая авторская футуристика мягко возвращает нас к идее глубокого родства творчества и вселенной, человека и всего окружающего его космоса. Вторжение Тавасиева на территорию экспериментального кинематографа, аналогичное официальному воскрешению Без Названия в небе над Мальгаутом, может быть, и не научит нас распознавать буквы, но, кажется, способно выработать несколько капель чистого креацина.

Расписание показов Эха XVI Канского международного фестиваля в Москве